Слой

– Если можно договориться, надо договариваться, – важно изрек Зайнуллин. – Если нельзя, тогда уж резать…

– Подруга твоя когда вернется? – Спросил Петр. – Далеко ты ее отправила?

– Это дело наше, сугубо женское, – шутливо ответила Настя, хотя было понятно, что Людмила пошла отнюдь не за прокладками.

С недавних пор у них тоже завелись какие-то дела – женские или не женские, понять было невозможно, поскольку Петра с Костей не очень-то посвящали. Ясно было лишь то, что сотня, не успев сформироваться, уже расползалась. Девять человек для одной компании оказалось слишком много. Все трещало и разваливалось. Идея мщения, поддерживавшая двух ополченцев, остальным была чужда, и они нашли себе другой смысл существования или, вернее, способ. Способ у них был один на всех, но всех почему-то вел в разные стороны.

Не видеть этого Петр не мог физически, однако продолжал корчить из себя лидера. Константин заметил: раньше, несколько дней назад, сотник лидером прикидывался, теперь – именно корчил. Никто уже не верил в его силу, никто не вздрагивал от его окрика, Петра просто терпели, как сварливую старуху. Наверно, им так было удобней – пока.

– Если мы в ближайшее время не найдем Нуркина, то вообще неизвестно, зачем мы землю топчем, – высказался Константин.

Настя и Ренат даже не обернулись. Правильно, это их не интересовало – с самого начала. Петр взглянул на их равнодушные лица и, взяв Костю за локоть, вывел его в коридор.

– Нуркин, как комар, – мрачно проговорил он. – В телевизоре, в газетах… зудит где-то возле уха, а хвать – и нету. Я на той неделе кортеж его застал – случайно, он с митинга какого-то ехал. Увязался за ним, да куда там… Отрезали. Легко и непринужденно. Прижали джипом к обочине и дальше понеслись. Охрана у него на уровне. Но самое паскудное не это. Мало того, что ему на трассе зеленую улицу открывают, менты же ему честь отдают!..

– Скоро два месяца, – возразил Константин. – За такой срок…

– Легко говорить! Сидя в норе.

– Ты не прав, командир, – без обиды сказал он. – Я потому в норе, что почти весь список зачистил. В одиночку.

– Почти! – Выразительно произнес Петр.

– Ну, извини. С Немаляевым ты лично встречался. И он еще жив. К Кокошину тоже твоего человека отправляли. Получили – вон… – Костя зло кивнул на комнату с четырьмя дебилами.

– Ты меня в чем-то подозреваешь?

– Нет, конечно. Просто мы потеряли нить, тебе не кажется? Мы стали клопами, сотник. Я – домашний, ты – вольный. А с этими друзьями-товарищами надо кончать.

– Надо, так кончай. Что ты меня подстрекаешь? Давай сам. Возьми ночью ствол, одень глушитель, и вперед.

Константин тоскливо посмотрел ему в глаза и, ничего не сказав, вернулся на кухню. Похоже, командир уже стал одним из них. Для Петра избавиться от человека означало напичкать его свинцом. И только так.

Костя вспомнил, как сам тянулся к пистолету у коммерческой палатки. Он был измотан и растерян. У него была большая напряженка с женой. И он был так голоден… Но все же он прошел мимо, не позволил себе опуститься. Убийство ради светлой цели и простое убийство – они так далеко друг от друга… Или нет?

В прихожей щелкнул разболтанный замок, и из-за открывшейся двери потянуло сырым лестничным духом: помои, кошатина и что-то еще.

– Людмила? – Окликнула Настя.

– Нет, Дед Мороз, – отозвалась она. – Ой, дорогие мои, что на улице творится!

– Что? – Синхронно спросили Петр и Костя.

– Кошмар.

– Душегубка, – сказал Зайнуллин. – Градусов тридцать пять.

– Я не про градусы. В центре факельное шествие было.

– В такую-то жару! – застонал Ренат.

– Протест против зомбирования. Чучело президента сжигали…

– Это что ж, мы с тобой зомби? Спорю, что среди них ни одного перекинутого, – проговорила Настя. – Ну, и что дальше?

– Как обычно. Приехали водометы, президента потушили. Потом дубинками помахали. Затащили народ в автобусы – сколько влезло. А две штуки загорелись, одновременно.

– Так у них же водометы!

– Вода к тому времени кончилась. В общем, человек сто. «Скорых» понагнали – все дороги забиты, кругом аварии. Радиаторы дымятся, люди в машинах сознание теряют…

– Два автобуса сразу не загораются, – сказал Константин. – Сами не загораются, – уточнил он.

– Предупреждение для баламутов, – согласилась Людмила. – Власть показывает твердую руку. Сейчас только это и поможет. Логика сломана. Совесть?.. С совестью у нас всегда напряг. Остается страх.

– Страха и без того навалом. Толку не видно, – сказала Настя, увлекая ее в коридор. – Ренатик, смотри за макаронами.

– У вас там что, пузырь заныкан? – Недовольно произнес он. – Мотаетесь парочками… Непорядочно это, шу-шу разводить. У меня вот от вас никаких секретов. В долю я не набиваюсь, у меня своя. А если что не так… Если я и мой отряд вам не в жилу…

Распалившись, Ренат швырнул ложку в раковину, и выскочил из кухни.

– Понял, да? – Проронил Константин. – «Он и его отряд». Раньше эта тля знала два чувства: чувство холода и чувство голода. А теперь у нее появилось еще и чувство собственного достоинства. Откуда что берется?

– А бабы твои? Лучше?

– А что бабы?..

– Уходят они, вот что! – Прошипел Петр.