Бриэль теперь и вправду потеряет способность видеть, хотя прожила у нас совсем недолго? Или потому, что последние четыре года прожила в другом месте?
Четыре года потрачены зря. И ее дух, кажется, слабеет вместе с ее зрением.
Она придвигается ближе, и эта близость обжигает так же, как и расстояние до этого.
– Это не твоя вина, Ройс, – повторяет она. – А вот боль, что пришла, когда я смотрела, как ты уходишь, – да.
И вот-вот стану еще большим куском.
Выдавливаю еще один мерзкий смешок, и он едва не сбивает меня с ног.
– Ты говоришь всю эту хрень, как будто я обязан тебе верить. Срочные новости: я не верю. Ни в то, что ты чувствуешь, ни в то, через что ты проходила и проходишь, – ни во что.
Нас вот-вот поглотит молчание, темное и ледяное.
Но лучше бы я молчал.
Мне надо уйти, однако ноги отказываются двигаться. Я наклоняюсь к ее лицу и продолжаю нести ахинею:
– Было бы правильным взять тебя прямо сейчас, прямо здесь, сделать тебе прощальный подарок, а потом отправить восвояси. Мы оба знаем: чтобы переспать со мной, даже необязательно мне нравиться.
– Знаю, что необязательно, – шепчет она и поднимает руку, чтобы дотронуться до моей груди, но я дергаюсь назад. – Но тебе пришлось полюбить меня, чтобы лишить девственности, как ты это сделал, потому что при любых других обстоятельствах Ройс Брейшо не трогает девственниц.
Я пытаюсь что-то сказать, огрызнуться, но мое горло мне отказывает.
Она не может быть моей. Я ее разрушу.
Доказательство тому – ярко-красная отметина на виске.
– Можешь считать меня дураком, – с ненавистью шепчу я, – уродом, кем угодно. Но ты посмотри на себя – стоишь тут в ожидании чего-то большего, как будто ты особенная. А ты была просто телом, с которым можно было поиграть, которое я поимел в ту же секунду, как захотел. И ты с легкостью отдалась мне, разве нет? Сразу же, как я позвал. Ты ничем не отличаешься от других.
Она отводит взгляд, чтобы спрятать боль, но тут же снова смотрит мне в глаза.
Внутри меня полыхает агония, сжигая мою защиту, угрожая проглотить мое сопротивление.
Я хочу сказать ей, что не просто
Зло. И точка.
Об этом все знают, так что и она должна, верно?
Она должна понять, что девушки окучивают меня, потому что я одноразовый мудак, с которым может быть хорошо одну-две ночи, но на этом все. Девчонки держатся за Кэпа. Они хотят Мэддока. А я… Никто не хочет меня удержать.
Я – неудачник.
Плохой парень с дурными намерениями.
– Ну, давай, маленькая Бишоп. Не стой с таким беспомощным видом. Ты должна была знать, что тут происходит. Не разыгрывай из себя дурочку.
Ее грудь начинает тяжело вздыматься и опускаться, легкие отказываются вдыхать тот же воздух, что и я – ублюдок, обидевший ее. Продолжающий ее обижать.
– Я знаю, что ты делаешь, – хрипло произносит она. – И можешь поцеловать себя в задницу, если думаешь, что это сработает. Вперед, Плейбой. Сломай меня, если посмеешь.
Ее большие бирюзовые глаза смотрят на меня, ожидая нового потока желчи. И я заставляю себя не отводить взгляд.
– Мне нужно было поймать тренера Вона с поличным, – у меня приподнимаются плечи, когда я говорю это. – Кроме девушки Еноха он обижал и других девчонок. Это заняло больше времени, чем я думал, но ты наконец-то сделала что-то полезное – сама согласилась стать приманкой. В смысле, ты так отчаянно хотела почувствовать себя нужной, что без вопросов вызвалась на эту маленькую грязную роль.
Чертов нож – в самое сердце.
Ее лицо мертвеет, ноздри раздуваются.
– Ройс, – одергивает меня Кэптен.
Я его игнорирую, хмурюсь, но на Бриэль не могу посмотреть. Сосредотачиваю взгляд на том, что сбоку.
– Ты всего лишь кусочек пазла, который мне нужно было найти и вставить, чтобы сложилась идеальная картинка. И это сработало. Почему, думаешь, я сначала тебя проверил? – Я выдавливаю мерзкий смешок, чувствуя привкус гнили в горле. – Для чего, по-твоему, я закинул таблетку тебе в бутылку в твой первый вечер здесь? Чтобы посмотреть, сколько труда мне придется вложить, чтобы ослепить тебя. Я, образно говоря, пробовал силы, но, черт возьми, может, у меня все не так плохо получилось, как я думал, раз ты перестала видеть, фигурально выражаясь? – Я говорю с насмешкой, наклоняю голову набок и жалею, что какой-нибудь долбаный меч не отсечет ее от моего тела. – Ты оказалась податливой, так ведь?