Сломай меня

Ладно, я уже дважды приходила сюда сама, но это не совсем то. Я же знаю этого парня – знаю, насколько важно для него личное пространство. Если он впускает меня, это что-то значит. И это уже больше, чем я могла ожидать.

– Там молния, рядом с лестницей, залезай внутрь. А я сейчас приду.

Киваю и иду к батуту.

Как только я оказываюсь внутри, загорается свет. Вдоль прутьев каркаса и по верхней части сетки протянуты гирлянды. Белый, розовый, голубой, зеленый, фиолетовый… Я улыбаюсь, глядя на эту иллюминацию.

Ройс возвращается так же быстро, как и исчез, – с огромными одеялами. Он пихает их внутрь, я хватаю одно и раскладываю. Потом ложусь на спину.

Кроме одеял Ройс принес пакет конфет и две бутылки воды.

– У нас кончился «Йу-Ху».

– Уму непостижимо, – шутливо охаю я.

Он выключает подсветку, тоже ложится и смотрит в небо. Спустя несколько минут мы оба глубоко выдыхаем.

– Успокаивает, да? – спрашиваю я. – Небо.

– Он темное.

Я улыбаюсь.

– Ты что? Там столько оттенков.

– Небо – темная пропасть, как моя душа, – шутит он.

Я смеюсь.

– Если так, давай приглядимся и найдем то, что ты не видишь. – Я поднимаю руку, чтобы показать. – Вот в том темном месте, где не так много звезд, глубокая темная синева…

– Чернота.

Я улыбаюсь.

– Там, в этом месте, грусть.

– Злость, – поправляет он.

Всматриваюсь и снова улыбаюсь.

– Ладно, ладно, но вот там, – показываю влево, – там синева, или чернота, или злость, становится светлее. Ну точно же синее, да? Мы назовем это преданностью. Темно-фиолетовый оттенок – привязанность, – рисую пальцем волну. – А если посмотреть вот туда, у самого края звезд, то там ты увидишь самое неожиданное – мягкость. Почти нежно-голубой. Нежность, может?

Рука Ройса обхватывает мою, я поворачиваю голову, и наши взгляды встречаются.

Он долго смотрит мне в глаза.

– Не забудь про серебро.

– Серебро?

Он медленно кивает.

– Оно и там тоже. Оно везде, повсюду.

Повсюду.

Боже.

– Тысячи и тысячи песчинок серебра… слишком много, чтобы забыть, – его взгляд опускается к моим губам. – Слишком много, чтобы пропустить или отпустить.

Звезды.

Оттенки его души.

Серебряные.

– Видишь? – выдыхаю я. – Там так много всего, кроме тьмы.

Он снова смотрит на небо, и я успеваю заметить улыбку у него на губах.

Проходит всего несколько минут, и он засыпает… держа в своей руке мою.

Именно в такое время, когда гаснет свет или когда он думает, что никто не видит, его сердце открывается.

В конце концов, он всего лишь одинокий мальчик, который не понимает – как же так? Кругом полно людей, которые любят его, братья всегда рядом, и, если что, они помогут ему. Деньги, власть – все это есть, однако ночью, когда сгущается темнота, его накрывает боль.

Боль одинокого мальчика.

Боль потерянного мальчика.

Я бы могла избавить его от этой боли, если б он позволил.

Одиночество узнает одиночество.

* * *

Просыпаюсь я от холода, но, прежде чем успеваю повернуться и схватить одеяло, отложенное в сторону, руки Ройса обнимают меня. Я лежу спиной к нему и чуть двигаюсь назад, чтобы сильнее ощутить тепло его тела. Чувствую, как в мои ягодицы упирается его возбужденный член. Он твердый и большой, и хотя я вся дрожу, причина этой дрожи уже не холод.

Мне не холодно – я вся горю.

Сделав глубокий вдох, я еще немного придвигаюсь, и его губы шепчут мне в шею:

– Ты этого не хочешь, малышка.

– Очень даже хочу.

Ройс смеется, но смешок переходит в тихий стон.

Его ладонь ложится мне на живот.

– Я не настолько сильный, насколько ты, видимо, думаешь.

– Ты сильнее, чем думаешь, но прямо сейчас в твоей силе и стойкости нет необходимости.

– Черт, – рычит он. – Осторожней.

– Я устала быть правильной и осторожной. Я хочу быть…

– Плохой, – он прикасается губами к моей щеке. – Непослушной, – еще один поцелуй. – Грязной?

– Свободной. Ценимой, – мое дыхание ускоряется. – Я хочу знать, каково это – быть желанной… Нет, стой, не так… Я хочу, чтобы ты показал мне, каково это.

– Если я к тебе прикоснусь, то потом могу пристраститься.

Пожалуйста, пристрастись ко мне.

Его плечи напрягаются, а потом сотрясаются в беззвучном смехе.

Я снова двигаю бедрами, и мне в ухо ударяет шипение. Подобно удару молнии, оно запускает по моему позвоночнику взрывную волну.

Рука Ройса опускается ниже. Раскрыв ладонь у меня на животе, он скользит к V-образному расхождению на моих джинсах, прикусив мочку моего уха.

У меня вырывается тихий стон, но я заглушаю его, уткнувшись в одеяло.

– Послушай меня, Динь-Динь, – он целует меня в шею там, где так бурно бьется мой пульс. – Я хочу знать все о том, что тебе нравится и не нравится. Как хорошо, а как еще лучше. Подумала о чем-то – говори, – он обдает дыханием мою кожу. – Не то чтобы ты хорошо умела скрывать свои мысли, так что это не составит для тебя труда.

Я улыбаюсь.

– Поняла. Ройс?

– Ммм?..

– Прикоснись ко мне, – тут же требую я. – И не через джинсы.

Он без колебаний расстегивает молнию, но кончики его пальцев замирают у края моего белья. Грудь у меня за спиной наполняется воздухом, а потом его ладонь спускается ниже.