Сломай меня

– Я не играю, черт побери. Это последний шанс. Дотронься до моего члена – и ты моя.

– Тогда замолчи, Плейбой. Дай мне это сделать.

Он стискивает челюсти, потом коротко кивает. Его рука у меня на шее расслабляется, он обхватывает мою щеку, и хотя не тянет меня вниз, рука остается на щеке, когда я опускаюсь.

Мои губы находят головку его члена, я касаюсь мягкого сатина его кожи, вожу языком вперед-назад. Его ноздри раздуваются, дыхание становится тяжелым.

Провожу языком дальше, наблюдая за его реакцией. Его плечи тянутся вперед, позвоночник изгибается, и я принимаю его позу за хороший знак.

Облизываю губы и погружаю головку себе в рот, но не останавливаюсь на этом. Скольжу по члену вниз, насколько могу, и, втягивая щеки, поднимаюсь к кончику, потом снова опускаюсь вниз.

Повторяю так несколько раз.

– Черт побери, этот ротик… Я знал, что он создан для меня, – стонет он. – Вот так. Да, вот так.

Делаю, как он просит, и через минуту или две он начинает раскачиваться, сам погружаясь мне в рот. Поначалу медленно, потом чуть быстрее. Тело Ройса выгибается, ладонь обхватывает мое лицо, и, когда до экстаза один шаг, он вытаскивает член и кончает мне на живот.

Его большие пальцы размазывают семя вокруг стразов микродермального пирсинга на моих бедрах. Ройс поднимает глаза на меня, а потом его ладонь ложится на мою шею. Ройс тянет меня к себе, губы прижимаются к моим, и он стонет, посасывая мой язык и сотрясаясь в волнах оргазма.

Мы целуемся, пока дыхание Ройса не успокаивается, затем он стягивает с себя футболку и протирает ею мой живот. Отбрасывает футболку в сторону, притягивает меня к себе и костяшками пальцев проводит по засосу у меня на шее.

– Вот это вот – мне нужно, чтобы люди это увидели, Динь-Динь, – он касается моих губ своими. – Дай им увидеть.

Дать им увидеть его метку у меня на шее.

Я слишком боюсь подумать о чем-то, кроме сегодняшней ночи, так что сосредотачиваю все свое внимание на этом моменте.

Ройс снова меня целует – медленнее, мягче, и у меня в груди все сжимается, когда он шепчет:

– К твоему сведению, раз я считаю, что ты теперь моя, ты, малышка… знай, что я твой.

Я не помню, как заснула, но, видимо, заснула, потому что следующее, что я помню – как проснулась рядом с ним.

Глава 27 Ройс

Рэйвен пришлось остаться в больнице еще на один день из-за экстренного кесарева сечения. То есть на самом деле доктор сказал, что остаться надо еще на два дня, но Рэйвен отказалась, мотивируя тем, что в этом нет необходимости – все манипуляции по обработке шва можно производить и дома.

Доктор не стал с ней спорить и сразу перешел к следующему моменту.

– Вам следует воздерживаться от половой жизни в течение шести недель, – сказал он.

У Мэддока нашлись возражения: «Она ведь не вытуживала из себя ребенка», – и мы ржали над ним до потери пульса.

Мэддок решил не обсуждать этот вопрос с доктором – он просто бросил на Рэйвен красноречивый взгляд, и она ответила ему точно таким же.

Я знал, этот хитрый мудак уже сделал ей подарок, который, по его словам, был весьма долгожданным, – в больничном душе. Меня на это время оставили присмотреть за маленьким человечком, спящим в кувезе.

Я был хорошей нянькой – парень даже не проснулся.

Сомневаюсь, что Мэддок расскажет мне о технической стороне «подарка», но, полагаю, они все-таки будут ждать эти шесть недель, чтобы исцелиться.

Мы все снова собрались в палате, Зоуи сидит в кресле, которое медсестра принесла специально для нее, и смотрит на своего лучшего друга.

Нам как раз принесли ланч, когда взгляд Рэйвен вдруг останавливается на мне.

Она морщится, присаживаясь на кровати, малыш у нее на руках, и Мэддок наклоняется, чтобы поцеловать его в темечко.

– Прошлой ночью ты был не один, Ройс.

Я ничего не говорю, но откладываю еду, мою руки в умывальнике и подхожу к ней. С легкой улыбкой на губах она протягивает мне племянника.

Он меньше, чем футбольный мяч, и идеальный, черт побери, абсолютно во всем.

Сажусь напротив Мэддока и держу малыша так, как показала Мейбл, – чтобы голова лежала на изгибе локтя.

Провожу ладонью по волосикам, черным, словно у ворона, – прямо как у его матери.

Малыш начинает шевелиться, с губ слетает тихий крик, и я застываю.

Остальные смеются, но Рэйвен тут же протягивает мне какую-то странную круглую соску – совсем не такую, как те, что мы притащили домой, накупив грузовик всякого хлама.

Рэйвен подносит соску ко рту сынишки, я беру все под свой контроль, и парень успокаивается. Темные реснички поднимаются, и мою грудь заливает тепло. Глаза у него почти того же оттенка зеленого, как у Мэддока, может, лишь чуть светлее. Может, потом потемнеют.

– Привет, малышок, – шепчу я. – Ты вчера напился молока и не смог меня рассмотреть. Я твой любимый дядюшка.

Комнату наполняют легкие смешки, но я не обращаю на них внимания. Этот момент принадлежит только мне и этому маленькому человеку.

– Твой папашка собирается научить тебя заколачивать в корзину, но, когда он не видит, приходи ко мне. Он метко бросает, но заколачивать – это ко мне, чувачок.