Сломанная подкова

Происходила непонятная суета. Апчара по-другому думала о военных, о военной дисциплине, о военной четкости. Отдан приказ — выполняй. Прозвучала команда — действуй без промедлений. Но вот, оказывается, комиссар отдал распоряжение, а выполнить его никто не может. Машины не оказалось на месте. Якуб Бештоев, которому поручили все исполнить, бегал, кричал, грозился, но толку от его беготни было мало.

И все потому, что Солтан Хуламбаев отдал поспешное и непродуманное распоряжение. Он ведь скорее партийный работник, чем военный. Недавно еще работал первым секретарем райкома. И все знали — не выносит секретарь женских слез. Чтобы разжалобить, просительница пускала слезу или даже только платок подносила к глазам, Солтан махал руками и поспешно говорил: «Ладно, ладно, будь по-твоему, только ради бога не плачь». То же самсе произошло и сегодня. Увидев слезы на глазах Апчары, Солтан уступил политотдельский грузовик под посылки.

Уступил, сам уехал, а грузовика не оказалось на месте. Только полуторка дивизионной газеты была тут, so как выгрузить из нее вмонтированную печатную машину и все шрифтовое хозяйство.

Делегаты вернулись на полустанок, где их ждала Узиза.

— Сначала позавтракаем,— предложил Хатали.

Узиза радостно начала хлопотать. На крышке чемодана, как на столе, она разложила еду и поставила даже бутылку водки. Более того, достала пластмассовые стаканчики, которые ее муж обыкновенно брал на рыбалку. Эти стаканчики Узиза захватила с собой нарочно, чтобы напомнить мужу домашнее тепло и весь уют мирного времени.

— Видели вы комдива? Что он сказал?—Узиза расставляла стаканчики и* ждала ответа.

— Велел поворачивать оглобли назад.

— Так и сказал?—Пластмассовый стаканчик выпал из рук Узизы.

Не могла Узиза вернуться, не повидав мужа. Сколько лет они ждали ребенка, но аллах не давал детей. И вот наконец Узиза забеременела. Все старухи предсказывают сына. Хотелось показаться мужу: гляди, жди наследника. Это хранило бы его в бою. А если и случится самое страшное, все же он знал бы, что род не кончается, вырастет сын...

Хатали налил водки, но пить не хотелось. Как быть? Оставаться здесь или вернуться домой? Когда Солтан предложил свое решение комдиву, тот не сказал, что это разумно. Наоборот, он внутренне как будто не согласился с ним и все оставил на совести Солтана. А ведь он, комдив, куда больше знает об истинном положении дел. Если немцев не смогли остановить на заранее укрепленных рубежах, то удержат ли их водная преграда и плохо вооруженная кавалерия? Нет, лучше, если Чоров увезет свою делегацию. Сегодня это еще возможно, а завтра... что будет завтра?

— Анчара, а сколько до Дона?

— Километров пятнадцать — двадцать.

— Танкам один час хода.

Узиза совсем сникла. Ей не хотелось ни пить, ни есть, хотя в горле пересохло. Она невольно оглянулась на полустанок. Маневровый паровозик, который час назад перетаскивал с места на место вагоны, исчез, воцарилась гнетущая тишина.

— Мое предложение...— Хатали подумал, отхлебнул водки, сморщился. Водка не шла, а женщины ждали.— Это даже не предложение, это приказ. Ехать домой. Здесь склады. Боеприпасы, продовольствие для фронта. Мы доставили подарки до складов дивизии, доложили командованию. Наша совесть чиста. Мы выполнили задание руководства республики. Не удалось увидеться с родными и близкими? Не наша вина.

— Спишем за счет войны?— чуть не плача сказала Апчара.

— Да. Спишем за счет войны.

«С другой стороны,— продолжал размышлять и колебаться Хатали,— Солтан Хуламбаев оставил здесь все свое политотдельское хозяйство и намерен вернуться за ним. Может быть, и через неделю еще не произойдет ничего страшного? Если немцы подойдут близко, то железная дорога перестанет работать. Что делать тогда с беременной Узизой? Кому она нужна? Какая машина возьмет ее, чтобы потом с ней возиться?»

Апчара вспомнила Чоку, который говорил ей на прощание, что война — не танцы и чтобы она не задерживалась, возвращалась домой. Как всегда, прав был Чока.

— Ну, что ж, если надо — вернемся.— Первой отозвалась Апчара на приказ руководителя делегации.

— Я — что? Я — платок на голове. Есть ветер — играет, нет ветра — лежит неподвижно. Я ждала ветра радости. Дай бог, чтобы не встретили мы большей печали, горшего горя. Возвращаемся не куда-нибудь, а домой...— Чтобы растопить ком, подкативший к горлу, Узиза хлебнула водки, но поперхнулась и закашлялась.

Но тут грустные размышления незадачливых делегатов прервались самым неожиданным образом. Подкатила машина за посылками. Трехтонка из Баксанского полка Нацдивизии, которую сумели где-то в степи перехватить политотдельцы. Когда машина остановилась и шофер открыл дверцу, Апчара даже и не закричала, а завизжала от изумления и восторга. Если бы в кабине

m

оказался сам Альбиян, наверное, Апчара обрадовалась бы не больше.

Шофер и сам удивился, мгновенно выскочил из кабины, и в то же мгновение Апчара бросилась ему на шею, чего, конечно, не сделала бы в ауле.

— Аслануко! Откуда ты?