Сломанная роза

И снова они ползли по заброшенной трубе. Уход из зоны был действительно неплохо продуман. Ответвление от тоннеля, горизонтальная шахта квадратного профиля, под ногами хлюпала жижа, но здесь уже можно было подняться. Они брели по щиколотку в зловонной жиже. Впереди уже что-то мерцало, разливался тусклый свет. В былые времена нечистоты из трубы сливались в овраг, по дну которого бежала речка. Она и сейчас бежала — мутная, шириной в метр, испускающая гнилостный дух. Но из трубы уже давно ничего не выливалось.

Люди попадали в овраг, сдавленно выражаясь. Оступился Килька, чуть не покатился в воду, но Вадим схватил его за шиворот, швырнул обратно — уберег котенка от утопления. Ухмыльнулся Кот, наблюдавший за этой сценой. Затем вся бригада кралась по склону оврага, залегла за обрывом. Всех трясло от возбуждения. Зона была как на ладони. Задворки, «задняя дверь». Завалившиеся хибары за пределами запретной территории, ржавеющая автомобильная техника, с которой давно сняли все полезное. В двух шагах — кладбище колонии: мшелые кресты, могильные холмики, заросшие бурьяном. Здесь, как правило, погребали тех, кто не имел родственников, либо тех, кого родня отказывалась забирать…

За хибарами виднелся забор, опутанный колючей проволокой, фрагмент запретки. Торчала, как минарет, караульная вышка с часовым. Служивый отвернулся, глазел на зону, там по-прежнему протекали события, вопили люди, отрывисто гавкали выстрелы. Мятеж еще не подавили. Клубился дым — примерно в тех краях, где находилось здание администрации. Все обернулись как по команде. За спиной, на западе — спасительная, глухая, растянувшаяся на многие версты чаща, прорезаемая лишь проселочной дорогой на севере. Махнуть через «переплюйку», взобраться на противоположный склон оврага — и шустро в тайгу. Каких-то полтораста метров, и хрен найдут! Если часовой, конечно, не обернется…

— Шмырь стоит, падла… — скрипнув зубами, процедил Тюлень.

— Замочить бы цирика, — размечтался Полосатый. — И готовая дырявая аллея.

— Может, не оглянется? — жалобно размечтался Килька.

— Оглянется, зараза, — скривившись, вымолвил Тюлень. — Как пить дать оглянется. Будем тут торчать — ни хрена не оглянется. А как рванем — так сразу оглянется. Закон подлости называется.

Вадим украдкой покосился на Кота. Главарь сосредоточенно размышлял, грызя какой-то корешок. Он колебался, то косился через плечо на тайгу, то гипнотизировал спину военнослужащего.

— Пошли, — на выдохе бросил Кот, смерив Вадима неласковым взглядом. — Прорвемся. Да не спать мне тут, шевелите колесами.

И первым скатился к речушке, перемахнул через нее и стал карабкаться на противоположный склон.

Заключенные неслись по лугу так, словно за ними гнались голодные львы. Полосатый, закусив губу, гнал страусиными прыжками, то и дело оборачивался. Кот сосредоточенно сопел, он был в отличной физической форме. Отдувался и хватался за бок полноватый Тюлень, физиономия багровела, тряслись щеки, но ноги работали. Прыгал, как козлик, Килька и стонал при этом, словно ему шприц в задницу засовывали. Вадим бежал, не оборачиваясь, берег дыхание. Но случился конфуз, нога у Кильки провалилась в кочку, он покатился, как полено, издавая жалобные причитания. Бегущий следом Кот отвесил ему смачного пинка — молодой подпрыгнул, выпучив глаза, помчался дальше, набирая обороты, и первым ввалился в лес…

— Вот гаденыш, лидировал с большим отрывом… — ворчал на бегу Тюлень. — Да неужто мы ушли, так-растак… А ну, поднажали!

Но закон подлости все же сработал как часы. Остальные не успели добежать до леса, как с вышки прогремела автоматная очередь. Что-то надоумило охранника обернуться, и далеко внизу он разглядел бегущие по лугу фигуры. Пули засвистели над головой. Он сменил магазин — снова разразился возмущенной очередью. Пули сбивали ветки с осин, трясли желтеющую листву. Взвизгнул Полосатый, обнаружив продырявленный бушлат, грянул с разгона животом на кочку.

— Спалили, суки… — хрипел Кот, вбегая в лес. — А ну, не тормозить, пошли, пошли…

Страх подгонял. Зэки прыгали по кочкам, топтали мелкие кустарники. Иллюзий не было — сигнал о побеге уже дошел по адресу, скоро предпримут надлежащие меры. Чаща, прилегающая к зоне, была сравнительно проходимой. Осинник, смешанный с березняком, поваленные деревья, покатые косогоры, низины, заросшие жухлой крапивой. Они прорвались через одну из таких низин, исколов о крапиву открытые участки тела, растянулись по холму, испещренному буераками и островками сваляной травы. Люди задыхались, заплетались ноги. Тюлень обнял осинку, тяжело дышал, плевался. Рухнул Килька, но не остановился, продолжал бежать на четвереньках, оттопырив костлявый зад. Выносливый Кот пыхтел, как локомотив, упорно осваивая подъем. Свалился Полосатый, он дышал, как загнанная собака, свесив язык.

— Плата, а ну стой… — прохрипел он, обнаружив пробегающего рядом Вадима. — Палку дай, сука, помоги подняться.

— Я похож на казачка? — удивился Вадим, невольно притормаживая. Он с усмешкой смотрел, как тужится беглый вор, хватается за живот.