Сломанная роза

Он разбередил душевные раны. Подколодная змея издала сдавленное шипение, слетела с досок, и цепкие пальцы обвили горло жертвы, принялись душить! Вадим захлебывался, радужные круги плясали перед глазами. Сознание уже бледнело, когда она опомнилась, отпрянула от него — слишком рано доводить до греха. Он кашлял, плевался, долго приходил в себя. А ведьма убралась на свои доски, откуда и поведала:

— Возможно, в чем-то ты прав, Вадим Платов, но в одном ты, безусловно, ошибаешься: я не заставила себя ненавидеть твою подлую личность, я на самом деле тебя ненавижу — люто, искренне, просто за то, что ты есть, а моего Вовки больше нет.

— Ты сумасшедшая… — проговорил Вадим.

— Я умная сумасшедшая. — Кира успокоилась, продолжала ровным голосом. — Как я уже говорила, у меня есть связи, есть друзья, готовые понять и помочь. Я наводила справки — мне помогли это сделать. В какой зоне ты отбываешь, что из себя представляешь. У одного моего приятеля на этой зоне работает однокашник, согласившийся помочь за хорошую сумму. Сам понимаешь — идти на риск ради дружеского расположения не совсем разумно. Я должна была прибыть в колонию под фальшивыми документами, немножко изменив свою внешность, выдать себя за некую Анастасию Горбунову, жительницу Карагола, с которой ты был когда-то знаком…

— Фрикаделька? — изумился Вадим. — Как у нее дела?

— Насколько знаю, неплохо. Она замечательно выглядит, была замужем, развелась. Сейчас у нее небольшой бизнес, имеется парень.

— Рад за нее, — искренне сказал Вадим. — И такую хорошую женщину ты собралась подставить?

— Временно, — уверила Кира. — Компетентные органы во всем бы разобрались. Все было на мази, ситуацию смоделировали: комната для свиданий с супругами, куда бы тебя, удивленного, привели, доля приватности, прикрытие, время, чтобы выбраться… Но снова все пошло кувырком, мне всегда не везет. Когда я прибыла на зону, там творилось что-то несусветное. Колония бунтовала — блатным в ней, видите ли, не докладывают мяса. А тут еще известие от «своего среди чужих» — заключенный по фамилии Платов и еще четверо сбежали. Час от часу не легче. Ты словно чувствовал, Платов, что я еду по твою душу, верно? Я крутилась по району несколько дней, питалась урывками, спала в машине, ожидая от своего человека известия, что тебя поймали. Мы постоянно находились с ним на связи. И вот известие: в пяти верстах от деревни, где я сидела, отмечена стрельба. Беглецов стало меньше, и они пытаются вырваться. Я подалась туда без надежды на успех. Ладно, пусть тебя схватят, будешь сидеть дальше — с новым, как говорится, сроком… И вдруг такая удача, просто невероятно, ты бежишь прямо на меня! Я наизусть выучила твою физиономию по фотографии…

— Да уж, тебе дико повезло. На ловца, как говорится. Позволишь слово молвить?

— Валяй. Я обещала, что дам тебе выговориться.

— Ты так добра… — съязвил Платов.

Говорить было трудно, но он справлялся. Он повествовал о том, что на самом деле случилось в Караголе, о свадьбе, о своей Наде, о том, как любил ее и продолжает это делать по сегодняшний день. Она стоит перед глазами постоянно, и никто другой ему не нужен. О гибели своих родителей, о том, как скончалась в больнице, не приходя в сознание, мама Нади Алевтина Валентиновна, а отец на всю жизнь остался инвалидом. О гибели друзей — о том, как в той же больнице умер в мучениях Максим Горелов — лучше бы он не приходил в сознание в день своей смерти… О том, что натворили зэки — Лютый, Череп, Кирпич и Вшивый. Об убитых конвоирах, о расстрелянной свадьбе, о погибших туристах на Кащеевке, о том, как эти четверо обманули всех и растворились на просторах необъятной страны. О том, что бежал он с зоны не потому, что почувствовал угрозу своей жизни, а из простого человеческого желания — мстить. Он не против умереть, давно пора, жизнь пуста, но не сейчас, он должен раздать парочку долгов…

— Я сейчас расплачусь, — сказала Кира. — Бедный ты, несчастный. Давишь на жалость, или чем ты сейчас занимаешься? Мне очень жаль твою невесту, твоих родителей, всех остальных погибших, раненых и тех, у кого оказалась сломанной жизнь. Но тебя ведь никто не заставлял нажимать на курок, плодя количество трупов и душевных ран?

— Я действовал в состоянии аффекта, против этого не возражал даже судья. И ты полная дура, если этого не понимаешь…

Ему снова удалось вывести ее из себя. Она сорвалась с места, взвыли и подпрыгнули старые доски, взметнулась к потолку цементная пыль. Откуда столько силы в анемичных конечностях? Она едва не отдавила Вадиму ухо, нагнулась, схватившись за края поддона, и он почувствовал, как переворачивается вместе с этой клятой деревянной штуковиной, она огрела его по затылку, а в следующее мгновение он уже давился грязью и пылью. Но этого мегере оказалось мало, она наступила на поддон, придавила его всем весом, и если бы Вадим не вывернул голову, он забил бы этой гадостью весь рот.

— Не нравится, дорогой? — ядовито осведомилась Кира. — Это тебе не крем со взбивалки слизывать.