Сломанная скрижаль [СИ]

Как только Борн опутал алой паутиной заклятий дворец правителя и исчез, словно бы растворившись в воздухе, комнаты наполнились шёпотом, шагами, шуршанием. Это вернулись слуги.

При демоне они почти не показывались, опасаясь его пылающего взора. А сейчас осмелели — взялись вытирать пыль, подметать полы. В таком большом дворце трудно остаться в одиночестве.

Ханна была теперь вроде бы не одна, но исчезновение демона повлияло на неё страшно и опустошающе. Она и сама не понимала, что так боится теперь каждого шороха, каждой случайной тени из-за спины.

Она слишком много пережила в эти дни.

При Борне напряжение не отпускало ее. Огненные глаза демона заставляли выпрямлять спину, смущая что-то в самой глубине естества.

Не в душé, нет. Ведь у демонов нет души, а только душа может смутить другую душу. Значит, он весь был мороком, наваждением. Не могло в нём быть ничего, что поддерживало её и питало.

Но вот он исчез, и подступили ужас и опустошение.

Огромный дворец давил высокими потолками с лепниной и массивными колоннами. Залы его стали гулкими, каждый шорох таил угрозу.

Да какая она правительница? Зачем она здесь?

Она дворянка из бедных. Умеет шить и смотреть за домом, но не за миром людей!

Она так ужасно боится! Ей страшно, страшно, что снова появится фурия и бросится на неё, хлопая крыльями и клекоча, как коршун.

Ханна долго сидела в библиотеке, не в силах дойти до ненавистной теперь спальни, где можно было прилечь и предаться слезам.

Она ощущала то ужас от того, что осталась одна в огромном чужом дворце, то боль утраты — ведь её дочь, София, всё ещё была в плену у чертей, — а то отупение и усталость.

Если бы не София, Ханна сдалась бы сегодня, увидев фурию.

Бежала бы в страхе. Не нужен ей этот трон.

Она отомстила мужу и ничего ей теперь больше не нужно!

Но дочь…

Служанки изредка заглядывали в библиотеку, робко спрашивая, не прикажет ли чего правительница, и Ханна решилась.

В спальню она идти побоялась и потребовала приготовить для себя другую комнату, совсем без окон, и перенести туда платья.

Демон приказал готовиться к походу в ратушу? Что ж, значит, она будет готовиться, как сумеет.

Слуги засуетились, забегали. Они понимали, что должны из кожи вон вылезти, а понравиться новой хозяйке.

Комнатку Ханне нашли быстро. И довольно уютную, похожую на её спальню в имении мужа.

Обставлена она была скромно, но со вкусом. Кровать, пузатый комод, столик…

Ещё были чистые простыни и натёртый до блеска паркет.

Оставалось упасть на постель и…

— Госпожа, — склонилась перед Ханной служанка. — Мастера закладывают кирпичами окна в одной из более подходящих вам комнат. Я умоляю вас отдохнуть пока здесь. Это не подобает вашему рангу, но вы так устали…

«Закладывают окна?» — удивилась Ханна.

Так вот как слуги поняли её приказ?

— Разрешите, я помогу вам раздеться? — подскочила вторая служанка.

Она начала ловко расшнуровывать туго затянутое платье, великоватое Ханне, и женщину осенило, что раньше слуги просто боялись к ней подойти из-за демона.

Она одевалась сама не потому, что так надо. И служанки теперь испуганы, что их накажут. Вот и у этой бедняжки руки дрожат, а глаза слезятся от страха.

Ханна посмотрела на запястья девушки, изуродованные старыми шрамами. Видно, прошлая госпожа била её по рукам.

Она вздохнула. У неё не было сил успокоить бедную горничную. Её бы саму кто-нибудь успокоил.

Служанка сняла платье, и Ханна наконец увидела его всё целиком: его новый кроваво-чёрный колдовской бархат, и ужас захлестнул её.

Если бы не служанка, хлопочущая вокруг, Ханна бросилась бы на кровать и разрыдалась.

Нет, нет! Она не хочет править этим проклятым миром людей! Не хочет носить эти тряпки с чужого плеча!

Ей ничего не нужно! Верните ей дочь!

Ханна не смогла сдержать слёз, и они медленно потекли по щекам, оставляя мокрые дорожки.

— Госпожа, — пролепетала служанка, разглядывая платье. — Ваше платье совсем испорчено. Бархат, наверное, потемнел от времени. Хорошо бы пригласить портниху и ювелира, но мы не сможем послать за ним в Вирну. В замке есть своя портниха, а ювелира нету. А вам нужно платье с рубинами. Обязательно только с рубинами. Раньше их носили тринадцать, по числу провинций, и один на шее, словно это магистерский камень…

Служанка всё щебетала, пытаясь сообразить, что случилось с бархатом платья. Вертела его, даже понюхала.

И Ханна вдруг увидела себя такой же девчонкой, перебирающей дорогие ткани в сундуке у матери.

Её дочь была в рабстве у чертей. Серединный мир лежал в разрухе и безвластии… А у глупых баб на уме только платья…

Ханна до боли сжала пальцы. Слёзы высохли.

Она уже не девчонка, чтобы копаться в тряпках. Ей поздно играть в правительницу.

Нужно собраться с силами и отсидеть год, и она отсидит.

Трон её чёрен. Ну что ж… Значит, такова судьба.

— Позови портниху! — приказала она. — Скажи ей, что мне нужно простое чёрное платье. Наш мир снова лежит в руинах, как и тринадцать веков назад. Я не надену украшений и ярких тканей, пока безвластие не прекратится.

***