Сломанная тень

– Я когда сюртук поднял, он мне чересчур тяжелым показался. Заглянул в карман – а там целое состояние!

Илья Андреевич вытащил из сюртука пять туго связанных пачек.

– Двадцать, тридцать, сорок, сорок пять, пятьдесят!

С лестницы донеслись звуки: шаги, голоса.

События той ночи Денис помнил смутно.

Александр в петле.

Александр на столе.

Самодовольный Тоннер тыкает толстым пальцем в красноватую бороздку:

– Удавлен! Опять струной!

Не менее самодовольный Яхонтов:

– Этой?

Достает из кармана струну, найденную в мешке Тихона.

– Карта! – Тоннер вытаскивает из Сашиного жилета даму треф.

Яхонтов показывает колоду таких же дам.

– Монахом, говорите, одет? Тогда я знаю, кто это! Личный слуга Тучина, вор и грабитель Тихон!

– Грабитель, говорите? А почему же он Тучина не ограбил? – Тоннер достает из тучинского сюртука пачки ассигнаций.

Яхонтов мрачнеет, берет деньги в руки и ехидно улыбается:

– Кукла!

Озадаченный Тоннер:

– Действительно, кукла!

Тучина грузят на телегу, прикрывая рогожей от мокрого снега. Откуда он взялся? Утром было бабье лето. Утром Александр был жив…

В доме Лаевских Угаров подвинул вольтеровское кресло к камину и забрался с ногами.

Яхонтов с Тоннером спорят.

– Петр Кузьмич! – говорит доктор. – Я не вижу логики в поступках убийцы. Зачем он куклу в сюртук подложил? Не понимаю. Остальные его действия вполне логичны: придумал, как проникнуть в дом, выбрал время…

– Логичны, говорите? Марфушу, коли не врет, на тридцать тысяч обнес, у Тучина пятьдесят взял. Верно? Так зачем он после этого вернулся? За серебром столовым да за цацками? – Яхонтов указал на столик, где лежала горка драгоценностей. – Это же копейки!

– Он что, выходил и вернулся? Откуда вы знаете?

– Швейцар в себя пришел, рассказал: вслед за Тучиным и Тихон выскочил, мол, кралечку навестить. А через полчаса назад явился. И мешок швейцар видел, поинтересовался, что там. Тихон ответил: «Гостинцы кралечке!»

– Что ж, вынужден признать вашу правоту. Убийца – Тихон!

– Наконец-то!

– Но… Если он из-за денег убивает, зачем к Ухтомцеву забирался? Весь Петербург знал, что граф разорен!

– Следствие по делу об убийстве Ухтомцева закрыто! Самоубийство! Точка!

– Но пистолет, струна, веревка…

– Илья Андреевич! Я тоже вынужден признать вашу правоту. Простите! Но давайте рассуждать спокойно, по-деловому! Какая разница, за одно убийство Тихону пожизненное дадут или за пять?

– Его еще поймать надо! А если за пятым шестой последует?

Обмытый и переодетый Тучин уложен на диван в мастерской. Денис стоит у изголовья. Смотрит на картину – последний Сашкин шедевр. Не жаловал автопортреты, а вот перед смертью сподобился! Предчувствовал, что ли? Необычно как написал! Сломанная тень художника, задумавшегося перед мольбертом.

Подошел Тоннер.

– Денис, вам надо поспать! Пойдемте!

– Непонятно, непонятно! Не складывается! – раздраженный Илья Андреевич меряет шагами комнату Угарова.

– Что непонятного? – горячится Денис. – Непонятно одно! Где искать Тихона! Найду – задушу!

– Это не он! Не он убийца! – Тоннер все быстрее и быстрее бегает по комнате.

– Это еще почему? – спрашивает Терлецкий.

– Зачем он куклу мертвому Тучину подсунул?

– Да просто так, смеха ради!

– Смеха ради? Подумайте только, сколько времени у него на эту куклу ушло! Нет, он вор, обыкновенный вор. И украл деньги здесь, в доме! И мешок этот злосчастный тоже!

– Кто же тогда убийца?

– Не знаю, не знаю! – Тоннер достает трубку и тут же сует ее обратно в карман.

Глава двадцать шестая

Тубельт распекал Терлецкого, как напрудившего на паркет кота. Федор Максимович и сам так умел. Он терпеливо ждал момента, когда громы-молнии иссякнут. Уставился в одну точку, изображал раскаяние пополам с отчаянием, если и отвечал, то односложно, а больше отмалчивался, мол, оправдаться нечем, повинную голову меч не сечет.

– Как ты посмел притащить засранца на маскарад?

– Виноват!

– … допустить к Его Величеству!

– …

– Хоть понимаешь, что натворил?

– Так точно!

– Да ты знаешь, что Государь еще до вашего приезда оказал честь… Ознакомился с писульками твоего Рооса!

– Знаю, ваше…

– Да что ты знаешь, дубина? Государь счел их вольнодумными! Недопустимо вольнодумными! Поэтому просьбу американского посланника об аудиенции отклонил! А ты?

Обессилевший Тубельт рухнул в кресло:

– Докладывай!

– Ваше высокопревосходительство! Роос в Манеж не пойдет!

– Точно? – Тубельт с подозрением вгляделся в лицо Терлецкого. – Американцы, они наглые…

– Я на всякий случай его на ключ закрыл. Нумер наш на третьем этаже, из окна не сиганет! И в гостинице всех предупредил, чтоб не выпускали!

– Молодец! Можешь, если захочешь!

– Могу, ваше высокопревосходительство!

– Восвояси Роос когда уберется?

– Ой, не скоро! Еще Москву мечтает посетить! И Нижний! А оттуда в Китай через всю Россию!

– Твою-то мать! Я-то думал, еще неделька – и проводим с почестями…

– Если позволите высказаться, ваше высокопревосходительство… У меня идейка имеется, как из этого пользу извлечь…

Роос лег только под утро, потому проснулся поздно.