Сломанная тень

В душе Ольги шла борьба. До сей минуты Лаевская ее только обижала, травила по ничтожным поводам и без оных. Змеева всегда сдерживалась, отвечала на выпады христианским смирением. Ведь Софья Лукинична больна! Да и не одна Ольга страдает, вся семья! Сейчас, после задушевных слов, у нее возникло искушение ответить на искренность искренностью. Да, стараниями Ирины Лукиничны и Андрея Артемьевича, дай им Бог здоровья, будущее Ольги устроено. Матвей Никифорович, без всяких сомнений, прекрасный человек – умный, образованный, душа у него возвышенная, пишет стихи. Вот только Ольга его не любит! И зачем им повторять чужие ошибки? Увы! Милый и достойнейший Андрей Артемьевич не способен разрубить гордиев узел! Может быть, сами женщины, Ольга Змеева и Софья Лаевская, объединившись, смогут это сделать?

– Что вы такое говорите? – осторожно начала Ольга. – Андрей Артемьевич ваш муж перед Богом!

– Ах, милая! Дети наши выросли. К чему нам дальше мучиться? Ты любишь Андрюшу, я нашла своего Адама. Давай так! Вы даете мне двести тысяч, и я уезжаю в Париж! И будьте счастливы, я вам больше не помеха!

– Двести тысяч?

– Ну, ладно, сто девяносто. На меньшее, так и знай, я не согласна! Даже не мечтай! Знаешь, сколько за меня приданого дали? По нынешним деньгам – миллион!

Софью Лукиничну занесло – ее приданое было небольшим. Но, чтобы серьги купить и в Париж с Адамом отправиться, серьезные деньги нужны!

– Откуда у Андрея Артемьевича мильоны? – воскликнула Змеева. – У меня их тем более нет!

– Дурочка ты! Он же интендантом служил, коней и фураж закупал. Должность доходная.

– Андрей Артемьевич не такой! Он честный! – вскричала Змеева. – В армию сотню раз просился, а государь ни в какую!

– Честный! А зачем тебя замуж выпихивает?

Этот вопрос волновал и Ольгу. Противиться воле опекуна и любимого человека она не могла, верила, что все совершается для ее блага. Но сердцем не понимала!

– Матвей Никифорович предложение сделал. Он меня любит! Наверное…

– Конечно, любит. Деньги, которые ему обещаны! Никто за просто так чужого ребеночка своим не признает!

– Какого ребеночка?

– Вашего с Андрюшей! Думаешь, я пинеточек не заметила?

Ольга весело рассмеялась:

– Вот вы о чем! Так я не для себя вязала!

– А для кого? – отвалилась челюсть у Софьи Лукиничны.

Ольга внезапно замялась, а Лаевскую разобрал интерес:

– Ну, скажи, солнышко! Скажи, рыбонька! Мы же подруги!

Софья Лукинична снова наступала, на сей раз прижимая Змееву к стенке. Девушка ругала себя: и зачем только принялась за эти пинеточки? Вот глупая! Хотела приятное сделать! А как нехорошо выходит! Вчера Ирина Лукинична всполошилась, сегодня – Софья…

Пришлось поделиться догадкой:

– Мне кажется, Аполлинария Андреевна скоро станет матерью!

– Полина? – изумилась Софья Лукинична. – От кого?

«Все-таки она сумасшедшая!» – решила Змеева и напомнила:

– Полина замужем!

Лаевская громко расхохоталась.

Ну и куда этот старый хрыч подевался? Весь дом уже Софья Лукинична обошла. И что же? Племянник при виде ее изобразил неудовольствие. Он, видите ли, княгиню Дашкину учит рисовать. Схватил за руку с зажатой кисточкой и водит по холсту, приговаривая:

– Движения должны быть резкими, каждую виноградинку надо словно вырубать на картине! Тогда рисунок получится объемным! А вы, Юлия Антоновна, мазки кладете, словно забор красите.

Да уж! Каких-то ярких пятен намалевала Дашкина вместо натюрморта. Казалось бы, чего проще! Вот они, фрукты, перед ней на столе, очень, кстати, аппетитные! Софья Лукинична не удержалась, схватила веточку.

– Что вы делаете, тетушка? – накинулся Тучин. – Мы же рисуем!

Забыл, подлец, в чьем доме находится. Но как хорош! Узкая талия, широкие плечи! Хрустнув виноградинкой, спросила томно:

– Сашенька! А не видел ли ты дядюшку?

– Видел! За завтраком, – буркнул Тучин.

– Мне он срочно нужен!

– Ничем не могу помочь! – раздраженно ответил художник, а его ученица недовольно дернула плечиком, которое Тучин тут же обнял. Ой! Ну, до чего молодые барышни блудливы! Что Полина, что эта княгиня! Ни стыда, ни совести – судя по эскизу на мольберте, голой позировала. Ох и бесстыжая!

Лаевская продолжила поиски.

Мерзавка Полина нежилась в постели. Может, и впрямь беременна? Бледная какая-то. Обессиленно подняла руку и умирающим голосом поинтересовалась, который час. Не стала Софья Лукинична у нее ничего спрашивать – откуда лежебоке знать, где Андрей Артемьевич?

А Угаров испугался! Распахнула Лаевская ногою дверь, от резкого звука слуга, бривший Дениса, неловко дернул рукою и порезал негодяя. Юноша вскочил с кресла – одна щека намылена, со второй кровь капает.

– Андрей Артемьевич не у вас? – как ни в чем не бывало спросила Лаевская.

– Нет! – удивился Денис и развел руками. Сами, мол, смотрите!

– Я так и знала! – дернула плечом Софья Лукинична. Вот новости! Слуга в доме новый появился. Кстати, симпатичный. Глаза очень красивые, голубые-голубые! Скользнул ими, с головы до пят Софью Лукиничну оценил, на сережки засмотрелся. Вот! Даже слуги понимают, что опалы ей не идут! – Ну, не буду мешать! Брейтесь!