Сломанная тень

– Я, конечно, могу ошибаться, – добавил Илья Андреевич, – но, по-моему, убийство Баумгартена не последнее. Сами сказали – самосуд! Вдруг и вправду кто-то решил, что содомитам пора в преисподнюю.

Киршау по-прежнему молчал.

– А может, просто сочувствуете убийце и поэтому не хотите его ловить? Пусть себе убивает грешников…

– Молчать! – вскочил в полный рост обер-полицмейстер, ударился головой о верх кареты и, потирая затылок, снова уселся. – Вы забываетесь, Тоннер! Да, я понимаю мотивы убийцы. И, как христианин, разделяю его ненависть к грешникам. Но заповедь «не убий»[30] никто не отменял! Ладно! Завтра я освобожу Пушкова от обязанностей в части на три дня и пришлю к вам.

– Спасибо!

– Убийцу надо поймать и предать суду! А уж потом наказать всех содомитов!

– Если я не ошибаюсь, наказание за содомию предусмотрено только для солдат, – напомнил Тоннер.

– Я намерен еще раз подать свой прожект.

– Надеюсь, он снова будет отклонен, – улыбнулся Илья Андреевич.

– Не надейтесь!

Сделав круг по Выборгской стороне, карета подъехала к дому доктора.

– Всего доброго, господин полковник! – попрощался Илья Андреевич.

Обер-полицмейстер не ответил, только прикрикнул на кучера, распахнувшего перед Тоннером дверь:

– Чего встал, как пень? Давай, гони домой!

Задремал Макар после второго стакана. Хорошо задремал. Притулился у стеночки, накрылся полушубком и всхрапнул. Жаль, ненадолго. Разбудили его нагло, бесцеремонно, больно пихнув под ребра:

– Я тебе что велел?

Во сне в тот момент Хромов самолично Макару чарочку подносил, а Тоннер на закуску паюсной икоркой хлебушек намазывал.

– Я тебе что велел, скотина? – еще один тычок под ребра. Шнейдер.

Макар тряхнул головой. Хромов с чарочкой растворился в полумраке морга. Что ему поручил этот жидяра, сторож, хоть убей, не помнил.

– Куда Тоннер поехал? – потерял терпение Борис Львович.

– Тоннер? – задеревеневший язык со скрипом провернулся в пересохшем рту.

– Тоннер, Тоннер! Забыл, шельмец, за что деньги получил? Если не узнаешь, куда он поехал, ничего больше не получишь! Дернул меня черт связаться с пьяницей!

Много бы в ответ сказал ему Макар, да только Шнейдер ушел.

Возвращение к реальности происходило медленно. Сначала сторож вспомнил, как заключил со Шнейдером сделку. И сразу острая боль пронзила голову от виска до виска. Дьяволу он продался, дьяволу! Сколько жида ни крести, один хрен, иуда! И продался-то всего за полтинник! Макар с трудом перевернулся на живот, подогнул колени и начал биться головой об пол. Господь тут же послал ему спасительную мысль: коли с помощью Макара немцы с жидами друг дружку изведут, на Руси легче жить станет.

Перекрестившись, сторож выполз на воздух. На заднем дворе Данила рубил дрова. Пошатываясь, Макар двинулся к нему:

– Здорово, сосед!

– Приветствую. – Данила хорошенько прицелился, размахнулся посильней – и полено разлетелось с первого удара. Вертевшийся под ногами Моська собирал щепки: возьмет в зубы и несет к поленнице.

– А скажи, сосед, немец твой где?

Данила прищурился. Подобный вопрос только что задавал незнакомый доктор:

– По делам поехал!

– А по каким?

Незнакомцу Данила ответил вежливо, мол, не знаю, а вот синюка подзаборного решил осадить:

– По каким надо! Тебя, пьяницу, не касается.

Данила пристроил на колоду новое полено и взмахнул топором. И опять с первого раза! Раньше-то и Макар так мог. А теперь руки дрожат! Смачно сплюнул и пошел куда ноги несли.

На переднем дворе на него налетела Аксинья:

– А ну бери метлу! Комендант за грязь ругался! Сказал, выгонит тебя!

– Ну и черт с ним! Сам пущай метет!

– А дети-то наши что будут есть? – заорала жена.

– Сиську твою сосать! – рассмеялся Макар.

– А ну, мети! – Аксинья сунула ему орудие труда.

Не было бы счастья, да несчастье помогло. Минут через пять к воротам, возле которых пылил метлой Макар, подкатила карета. Кучер, спрыгнув с облучка, открыл дверцу. Из нее вылез Тоннер собственной персоной. А в глубине кареты – Киршау.

Макар радостно оскалил навстречу доктору беззубый рот:

– Доброго здоровьичка, Илья Андреевич! – И, как только доктор скрылся в подъезде, поспешил к Шнейдеру.

Глава двенадцатая

Одни несчастья сулили Софье Лукиничне карты: в казенных домах и в собственном, в делах сердечных и со здоровьем, а сердце ее должно было успокоиться в могиле, причем очень скоро. Брр! Добросердечная майорша не верила своим глазам, поминутно их закрывала и трясла головой – а вдруг наваждение? Но карты упорствовали, а пророчить беды не хотелось. Крестясь после каждой фразы, гадалка сочиняла на ходу:

– Мужчина в вас влюблен. Очень солидный. Может, надворный советник, а может, и тайный. А то и камергер.

– Камергер? – брезгливо произнесла Софья Лукинична. – Фу! Помоложе-то никого не видать?

– Нет, – вздохнула майорша, провожая печальным взглядом меренгу. Мало того, что Лаевская никогда не платила, в конце каждого гадания восклицая: «Ах, опять забыла деньги», – так еще и со стола все сметала подчистую. Прок от Софьи Лукиничны был лишь один – небрежно похвастаться соседкам: мол, вчера опять знакомая генеральша захаживала.