Сломанная тень

Марфуша тем временем достала из-под подушки валик и внимательно оглядела швы. Слава богу, все в порядке.

– Нет! Не ограбили! Все на месте!

– Но ведь замки перевешены! Вы сами сказали!

– Замки? – блаженная задумалась. – Я, видно, сама их перепутала, когда комнату закрывала.

Тоннеру почудился скрип половицы. Он сделал Марфуше знак, чтобы та замолчала, и выскочил на лестницу. Свеча горела тускло, в двух шагах ничего не было видно.

– Кто там? – крикнула Марфуша.

– Вроде никого. Послышалось!

Вернувшись в комнату, Тоннер увидел, что Марфуша сунула валик обратно под подушку, сидит на кровати и улыбается.

– Мы с вами за просвирками собирались, – напомнил Тоннер.

Блаженная наморщила лоб:

– Не найдем, темно во дворе!

– Лампу возьмем. – Тоннер взял со стола масляную лампу, зажег ее свечой и двинулся к выходу. – Пошли!

Марфуша задумалась.

– Идете или нет?

Оставаться одной было страшно. Марфуша приняла соломоново решение – вытащила валик и прижала к груди.

– Заночую у дуры-матушки. Лягу на пол, положу под голову, – пояснила она, кивнув на валик.

Они заперли дверь на все замки и спустились по вонючей лестнице на первый этаж. Приказания в доме исполнялись медленно, массивная дверь на скрипучих петлях была все еще открыта.

Выйдя во двор, Тоннер сразу позавидовал Марфуше: ей в клоке было не так холодно, как ему во фраке.

– Где, говорите, напали на вас?

– У кустов!

Марфуша повела Илью Андреевича мимо каретных сараев и конюшни к калитке. Там действительно росли чахлые кусты, возле которых после долгих поисков был найден сверток. Развернув влажную бумагу, Тоннер обнаружил, что и просвирки намокли. Илья Андреевич выругался, забросил их подальше и заторопился обратно – он совсем замерз. Марфуша еле за ним поспевала.

Однако дверь черного хода оказалась закрыта; как Тоннер ни стучал и ни кричал, она не отворилась. Пришлось вернуться к калитке, дойти до переулка, упиравшегося в Фонтанку, спуститься к речке, а потом по набережной трусить к парадному входу.

Швейцар очень удивился, завидев мужчину во фраке, но, узнав в его спутнице Марфушу, кинулся ей навстречу. Блаженная испугалась и спряталась за спину Тоннера. Что сегодня за день, все на нее бросаются!

– Благослови, матушка! – и швейцар плюхнулся на колени.

Признав Филиппа Остаповича, Марфуша успокоилась и быстро его перекрестила.

– Скажи, не случилось ли что с Пантелейкой? – спросил швейцар.

Блаженная наморщила лоб.

– Чаи пьет, баранки гнет, сахарком закусывает.

– Где?

– У людей хороших, собой пригожих! – торопливо проговорила Марфуша – она тоже успела изрядно продрогнуть.

– Верно, у меня дома сидит, меня дожидается, а Данила с Катей его потчуют, – предположил Тоннер.

– Кто это – Данила с Катей? – строго спросил Филипп Остапович.

– Мои слуги!

Князь Дашкин до прихожей доплелся с превеликим трудом – к физическим мукам добавились душевные. Но, увидев ненавистного врага, он преобразился, словно старая цепная собака: глаза налились кровью, члены распрямились, голос обрел прежнюю мощь.

– Попалась, сука! – он бросился к Марфуше. – Отдавай письмо!

Юродивая вцепилась в свой валик, от испуга не в силах даже пищать. Князь принялся ее бесцеремонно ощупывать, а затем вырвал ридикюль и начал в нем рыться. Филипп Остапович, вошедший в дом последним, увидев такое, сразу оттолкнул оторопевшего Тоннера, подскочил к князю, схватил его за шкирку, поднял, как пушинку, и неминуемо бы шмякнул об пол, но в брыкающегося Арсения Кирилловича вцепился Илья Андреевич:

– Это князь Дашкин! Отпустите его!

– Отойди! – швейцар кинул на Тоннера безумный взгляд.

– Это князь Дашкин! – заорал Илья Андреевич. – Поставьте его на пол. Он ранен.

На виске Арсения Кирилловича красовался огромный синяк. От резкого рывка князя замутило, он прикрывал рот рукой.

– Что случилось? – раздался голос с лестницы. Андрей Артемьевич с Ольгой прервали очередное сражение ради ужина, но никого в столовой не нашли.

– Его сиятельство князь Дашкин! – доложила Софья Лукинична, которую Тоннер и не заметил в суматохе.

– Добрый день, сударыня! – кивнул он.

– Ах, это снова вы? Я рада! – Софья Лукинична протянула Тоннеру руку для поцелуя.

– Приветствую вас, Арсений Кириллович! – помахал рукой Лаевский. – Филипп Остапович! Отпустите его сиятельство, прошу вас!

Швейцар нехотя повиновался. Отпущенный Дашкин постоял секунду, потом согнулся и упал на четвереньки. Его вывернуло на пол светло-желтой слизью.

Андрей Артемьевич, поддерживаемый Ольгой, спускался по лестнице.

– У князя потрясение мозга, – быстро определил Тоннер, заглянув в зрачки Дашкина и внимательно осмотрев синяк.

– А вы, собственно, кто? – спросил забывчивый Андрей Артемьевич.

– Доктор! Илья Андреевич! Он вчера у нас ужинал, – напомнила Ольга.

– Ах да! Добрый вечер! Богатым будете! Не признал-с! Как поживаете?

– Спасибо, господин генерал, отлично. А князю надо немедля в постель!

– Куда бы его положить, Оленька? – растерялся Лаевский.

– Домой… – высказал свою волю князь.

– Он недалеко живет, – вспомнил Тоннер, – довезем. Только вот на чем? Эй, как вас там…

– Филипп Остапович!

– Поймайте экипаж.

– Карета… – еле слышно напомнил князь.