Сломанная тень

– Точно, – вспомнил швейцар, – его сиятельство на карете прибыли, на той стороне стоит, сейчас крикну, чтоб подогнали.

Марфуша присела на стульчик отдышаться.

– Мне нужен нашатырь и спирт, пошлите за моим саквояжем, – попросил Тоннер.

Софья Лукинична дернула шнурок колокольчика.

На звонок прибежал Тихон.

– Принеси мой саквояж, он в комнате Ирины Лукиничны, – коротко отдал приказание Тоннер.

– Доктора… – прошептал князь.

– Я доктор. Тоннер моя фамилия. Вы можете встать?

– С трудом! Вы поедете со мной?

Софья Лукинична повела плечами. Отъезд Тоннера не входил в ее планы.

– Ах! Я тоже плохо себя чувствую! – она схватилась за голову. – Меня тоже тошнит!

– Давно? – спросил Тоннер.

– С самого утра!

Вот незадача! Неужели морфий?

– Приступ! Приступ начался! – опять крик сверху, на этот раз Глашкин.

– Ванну согрели? – громко спросил Тоннер.

– Да!

– Пусть барыня ложится! А микстура?

– Принесли!

– Столовую ложку! – скомандовал Тоннер и на всякий случай уточнил: – Внутрь!

Ехать с Дашкиным или оставаться здесь? Тоннер не знал, что ему делать.

– Калика ряженый! – внезапно закричала Марфуша. Как раз вошел Петруха, камердинер князя. – Держи его!

Филипп Остапович схватил Петруху за шкирку, как пять минут назад держал его хозяина.

– Клянусь Христом Богом, не я, – лепетал несчастный, силясь ударить швейцара ногой в колено.

– Что происходит? – строго спросил Андрей Артемьевич.

– Какой-то мерзавец напал сегодня на Марфушу, – пояснил швейцар и уточнил у блаженной: – Он?

– Не я, не я! – бормотал Петруха.

– Он со мной целый день был, – нашел в себе силы заступиться за верного холопа Дашкин.

– Отпустите человека. Что за манера всех хватать! – закричал на швейцара доктор.

Швейцар поглядел на Андрея Артемьевича. Тот кивнул.

– Как скажете! – нехотя выпустил Петруху Филипп Остапович.

– Проводите князя в карету, – скомандовал камердинеру Илья Андреевич и обратился к швейцару: – А ты шубу на него накинь. Холодно!

– Слушаюсь!

– И мою подай!

Софья Лукинична грохнулась на пол.

– Что за черт! – не сдержался доктор. Подскочил к Лаевской, похлопал ее по щекам. – Где саквояж?

– Несу, несу, – со всех ног по лестнице бежал Тихон.

С превеликим трудом Софье Лукиничне удалось задержать дыхание, когда к ее носу поднесли нашатырь.

Тоннер почесал затылок. Притворяется? А вдруг нет? Что делать?

– Вы же не бросите Софушку? – заволновался Лаевский. – Она жива?

– Несомненно!

Со второго этажа донеслись крики Ирины Лукиничны.

Тоннер решился:

– Отнесите Софью Лукиничну в спальню, – приказал он Тихону. – Я сбегаю к Ирине Лукиничне и сразу вернусь.

Глава пятнадцатая

– Все кому не лень за вихры таскают, – жаловался Пантелейка, прихлебывая чай. – Из-за всякой ерунды. Подумаешь, книжки Полины Андреевны Ольге Борисовне отнес! И что такого? Та тоже читать любит! А Дунька, горничная ихняя, на что? Без рук, без ног? Так поди ж ты! Вызвала, влепила пощечину, что ты, мол, наделал? Цаца!

– Ничего, – подбодрил казачка Данила, – подрастешь, выбьешься в дворецкие, сам будешь пощечины раздавать!

– Не буду! – жуя пирожок, возразил Пантелейка. – Я, как снег сойдет, сбегу отсюдова!

Данила поперхнулся:

– Чего?

– Сбегу, говорю, по весне!

– Ты что, Пантелей Маркыч? Ты эти шутки брось!

– А я и не шучу!

– Да как же! – развел руками Данила. – Ведь не себе, барину принадлежишь…

– Враки это! Все-все-все люди свободными рождены! В Писании сказано!

– Как это враки? – оторопел Данила. – Да хоть в церковь сходи, у батюшки спроси…

– А! – махнул рукой Пантелейка. – Помещики подкупили попов, вот те и врут напропалую!

– Господи! Святая Богородица! – Катерина закрестилась на привезенные из деревни иконки, которые с разрешения Тоннера повесила в красном углу кухни.

– Сам такую ерунду придумал? – строго спросил Данила.

Пантелейка насупился, его карие глаза уткнулись в чашку, а пухлые губки сжались.

– Отвечай, когда спрашивают! – Данила стукнул по столу кулаком.

– Отстань от дитяти! – заступилась Катерина. – Малой он, не ведает, что болтает! А ты, сынок, помолчи! Кушай лучше!

Данила от защитницы отмахнулся:

– Отвечай! Сам иль надоумил кто? Ну? – и схватил мальчишку за вихры.

– Филипп Остапыч сказал! – морщась от боли, признался Пантелейка.

– Филипп Остапович? Что дверь отворяет? – Данила припомнил высокого старика в ливрее.

– Он самый!

– Дурак он, твой Остапыч! – Данила отпустил казачка. – Не слушай его!

– Сам ты дурак! – буркнул Пантелейка и тотчас получил подзатыльник.

– Да что ж ты творишь, Данила! – Катерина бросилась на выручку. – Не плачь, миленький! – утешила казачка.

– Больно! – парнишка тер затылок. – А Остапыч мне заместо отца!

– Заместо? – удивилась Катерина. – А отец где?

– В деревне остался! – Пантелейка снова насупился и сжал худые кулачки. – Гад он, а не отец! Как староста стал казачка подыскивать, он ему самогонки отнес! Целую бутыль! Чтоб меня забрал в город! У них с мамкой еще пятеро! На хрен я им? Лишний рот…

– Не болтай дурного о родителях, – строго сказала Катерина. – Они тебе добра…

– Добра? Чтоб я объедками питался? Чтоб спал на холодном полу? Чтоб всякие Дуньки меня били? Да кабы не Филипп Остапович, я бы руки на себя наложил!