Сломанная тень

В этом подъезде жил Верхотуров. «Пятый к первому придет!» Нет, нет! Ерунда! Бред юродивой!

– Вот ихняя фатера, – сообщил дворник на площадке третьего этажа, осветив обитую кожей дверь.

Кислицын дернул шнурок колокольчика.

– Давно Попугаева тут живет? – поинтересовался Тоннер у дворника.

– Аккурат сегодня поселилась! Два месяца фатера пустовала. Жилец предыдущий из окна выпрыгнул, вот никто снимать и не хотел!

– А звать капитаншу как? – спросил Тоннер.

– Аграфена… Аграфена Ильинична! – с трудом вспомнил дворник.

– Молодая, старая?

– А кто их под вуалем разберет?

– Не открывают! – озадаченно сказал Кислицын. – Может, подшутили надо мной?

– Дома ли капитанша? – спросил Тоннер.

– Как заехала, не выходила! Вы обождите чуток! – подмигнул дворник. – Одеваются они! За час до вас к ним хахаль пожаловал! Молодой, с усиками…

– С усиками? – переспросил Кислицын.

Сердце Тоннера сжалось в комок. «Пятый к первому пойдет!» Первый – Верхотуров. Второй – Репетин. Третий – Ухтомцев. Баумгартен был четвертым! Господи! Кто пятый? Господи, кто?

– Постой, не уходи. Боюсь, понадобишься, – бросил Тоннер дворнику и толкнул дверь. Она была не заперта.

Ящики бюро оказались пусты. Только конверт с надписью: «Володе и Денису». Печать была сорвана.

Дрожащими руками открыл. Внутри два листка.

Первый:

«Дорогие друзья! Надеюсь, это письмо вы не прочтете. Пишу на всякий случай, чтобы знали, паче чаяния, где меня искать».

Второй:

«Рада, что не ошиблась и желание жить пересилило вашу жадность. Приходите сегодня в полночь ко мне. Живу я в доме Молчановой на углу Вознесенского, Средней Мещанской и Екатерининского канала. Спросите квартиру капитанши Попугаевой. Вход ко мне со двора, дворник покажет. Стучать не надо – заходите, дверь будет открыта. Если задержусь – обождите! В предвкушении!»

– Где? Где нашли Рооса? – быстро спросил Угаров.

– Полторацкий переулок! – ответил Яхонтов.

– Средняя Мещанская далеко оттуда?

– Минут пять пешком!

– Тихон туда пошел! – Угаров сунул Петру Кузьмичу листки. – Скорее за ним!

– Свет у капитанши в столовой горит! Я со двора приметил! – тихо сказал дворник. Кислицын с Тоннером шли за ним по коридору.

– Где столовая?

– Сейчас повернем… – дворник с поклоном отворил дверь.

– Господи! – Матвей Никифорович остолбенел на пороге.

Посреди комнаты над круглым обеденным столом болтался в петле человек.

– Дуй за полицией, милейший, – скомандовал дворнику Тоннер.

– Это… Это Тучин. – Кислицын схватил доктора за рукав.

– Вижу! – Тоннер снова обратился к дворнику: – Этот человек сегодня к капитанше приходил?

– Я, господин хороший, лица не разглядывал. Может, и он!.. Нет! Тот в сюртуке до пят был.

Испуганный Кислицын попытался примоститься на краешке стула. И сразу вскочил, словно ужаленный.

– Смотрите, Илья Андреевич! Сюртук!

Кислицын осторожно, двумя пальцами приподнял вещь. Дворник обрадовался:

– Получается, он! Сюртук тот самый.

– Кто еще заходил ночью в дом? – строго спросил Тоннер дворника.

– Кроме вас, никого, – ответил тот. – Я в девять завсегда ворота закрываю.

Тоннер принялся осматривать квартиру. Все шкафы и ящики были пусты.

– Капитанша, что? Без вещей въехала? Без слуг? – продолжил он допрос дворника.

– Сказала, вскоре обоз из деревни подъедет.

– Во что одета была?

– Платье и жакет. На голове шляпка с вуалью.

– Платье черное?

– Виолент!

– Ничего не путаешь?

– Нет, барин! Сестра моя у модистки пристроилась. Швеей! Я разбираюсь…

– Точно капитанша из дома не выходила?

– Истинный крест! Сама сказала: «Я пока прилягу с дороги. А после полуночи ко мне гости потянутся! Ты уж не спи». Рублик серебряный дала. Вот! Господин хороший, не знаю чина-звания! Полицию звать надо…

– Обожди…

Фиолетовое платье и жакет нашлись на кухне, в нижнем ящике буфета.

– Дамы незнакомые после приезда Попугаевой из дома выходили? – спросил Тоннер.

– А как же! На втором этаже князь Ивантеев квартирует, у него просители с утра до вечера…

– А после Тучина… После покойника никого не впускал? Может, в ретирадник кто просился?

– Гришка! Нищий, у Троицкого собора пасется! А после службы непременно в кабак. Вот до ночлежки донести и не успевает.

– Может, еще кто? Монах, к примеру!

– О! Верно!

– Часто заходит?

– Второй, может, третий раз. Постойте, барин! Когда господин Верхотуров выкинулся, тот монах тоже нужду справлял. Ох! Не зря говорят, чернецы к несчастью!

– В лицо узнаешь?

– У них клобук…

– Беги за полицией!

Несмотря на зажженную от лампы свечу, Тоннер налетел на какое-то ведро в коридоре. Упасть не упал, но стукнулся локтем об стенку. Зайдя в столовую, увидел бледного Кислицына:

– Его повесили? Он ведь не сам?

Тоннер, не снимая сапог, влез на стол:

– Да! Тучина задушили струной и лишь потом подвесили. Имитация самоубийства.

Матвей Никифорович обхватил голову руками.

– Вы меня спасли! Капитанша услышала, что я не один, и сбежала…

– Вы в своем уме, Матвей? Разве женщине такое под силу? Нет! У капитанши есть сообщник! – Тоннер кинул на стол найденное платье.

– А я деньги нашел! – помолчав, неожиданно сказал Кислицын.

– Деньги? – удивился Тоннер.