Сломанная тень

Окна темны. Дверь заперта. Вымерли, что ли, эти Лаевские? Яхонтов сначала дергал за модное изобретение – дверной колокольчик; потом по старинке кулаком барабанил; озверев, принялся долбить в дверь ногами.

Пушков и Шнейдер деликатно помалкивали. Надзирателя Петр Кузьмич прихватил из вредности, доктора – для наставлений.

Борис Львович явился к Яхонтову домой показать подметное письмо. Следственный пристав прочитал, одобрил, но заметил, что одной такой писульки маловато. Пояснить не успел – Пушков с записочкой от Киршау пожаловал. Пришлось Шнейдеру с ними прокатиться.

– От единичной кляузы, даже самой страшной, отбрехаться легко. Поклянись, перекрестись – и поверят! А вот ежели одновременно, да со всех орудий, что такой-то имярек – прощелыга, развратник, взяточник, альфонс, шаромыжник, атеист, старовер и якобинец, вдобавок каждую ночь голым по улицам гуляет, а вчерась за картами государя подлецом обозвал – тут уж не отмоешься, – втолковывал доктору Яхонтов, ничуть не стесняясь Пушкова. – Ты, Борух, молодец, хороший суп из жмурика сварил, но к нему таки котлеточка нужна!

Шнейдер впитывал науку молча, кивал да карими глазами в сумраке недобро сверкал.

Наконец кто-то со свечой подошел изнутри ко входной двери.

– Слава тебе господи! Проснулись! Открывайте, полиция!

Увидев на пороге Яхонтова, Никанорыч перекрестился.

– Дворянин Тучин здесь проживает?

Дворецкий от ужаса вымолвить ничего не мог, гримасами и жестами показал: да, тут.

– Дома? – коротко осведомился Яхонтов.

Напуганный Никанорыч молчал.

– Дома или нет? У меня приказ: задержать его и сопроводить к обер-полицмейстеру.

– На маскараде! – голосочек у дворецкого внезапно прорезался, но почему-то не свой: тоненький-тоненький, как у мальчика в церковном хоре.

– Врешь, каналья! Маскарад он с час назад покинул.

– Александр Владимирович приезжали-с, – пояснил из темной прихожей одетый казачком мальчишка. – Переоделись и снова…

– Куда поехал? – перебил Яхонтов.

– Не поехали-с! Пошли-с! Филипп Остапович хотел извозчика поймать, но барин отказали-с! Недалеко, мол, прогуляются!

– Могу я в дом наконец зайти?! – Дело затягивалось, а дожидаться похабника на ноябрьском ветру сыщику не хотелось, так и ревматизм подхватить недолго.

Никанорыч задумался. Впустишь, а вдруг генерал или, того хуже, Ирина Лукинична разгневается? Ушлый Яхонтов сомнения многоопытного дворецкого понял:

– Из господ кто дома?

– Никого! – неуверенно вымолвил Никанорыч.

– Софья Лукинична! Они-с раньше вернулись, чтобы…

Мальчишка запнулся и Яхонтов переспросил с подозрением:

– Чтобы что?

– Господина Тучина о вашем приезде предупредить, но уже не застали!

– Понятно! Доложи-ка ей, что пристав Яхонтов просит его впустить. С сопровождающими!

– У себя? – шепотом спросил Никанорыч казачка.

– Ага! С Тихоном! – подмигнул смышленый мальчишка.

– Ограбили! Ограбили! – раздался из глубины дома истошный женский крик.

– Марфуша, ты? – испуганно спросил Никанорыч.

– Я! Я! – жалобно проблеяли из-под лестницы.

– Блаженная наша, Марфушенька! – пояснил дворецкий.

– Тьфу! – плюнул Петр Кузьмич и язвительно крикнул: – Эй, дура! У тебя что? Посох свистнули?

– Нет! – заорала в ответ Марфуша. – Деньги! Деньги! Тридцать тысяч!

Яхонтов ринулся к мраморной лестнице. Обогнув ее, увидел Марфушу. Ее мутило, она с трудом добралась сюда от своей каморки.

– Все, что люди добрые на церкву жертвовали! Все! Все украли! – причитала она, не в силах унять плач.

– Не ори! Кто ограбил, знаешь? – серьезно спросил Петр Кузьмич. Богатые нищие встречались ему не раз.

– Тихон! Тихон!

– Это слуга Тучина, – пояснил увязавшийся за Яхонтовым казачок.

– В водку мне что-то плеснул, а я, дура старая, выпила. Башка сразу каменная стала! Вжик – и сознание потеряла. А Тихон…

Марфушу вывернуло.

– Тихон вместе со своим хозяином ушел? – предположил Петр Кузьмич.

– Нет! Я ж говорю, у барыни он…

– Пушков! Карауль парадный вход! А вы, доктор, займитесь пострадавшей! – приказал спутникам Яхонтов. – Ну, казачок, показывай, где твоя барыня почивает!

Крестили его, конечно, не Тихоном. Но дабы не загромождать повествование многочисленными именами, кои вор и мошенник менял, как франт носовые платки, будем называть его так и далее.

Будущий грабитель рос смышленым и к семи годам догадался, что родители – Агафья Петровна и Игнат Фомич – ему не родные. Чересчур стары! У сверстников бабушки-дедушки моложе! Агафья Петровна не стала запираться, на прямой вопрос о настоящих родителях ответила коротко: «Прынц и прынцесса!»

Ответ воодушевил – из опрятной бедности, в которой жили приемные родители, Тихон рано или поздно отправится в сверкающий чертог. Его настоящий отец, без сомнения, великий князь, а может, и сам император, а мать… Во-первых, красавица, во-вторых, фрейлина, в-третьих, замужем за фельдмаршалом. Как только Тихон вырастет, они одарят его богатством и сделают губернатором.