Сломанная вселенная (СИ)

Возникновение мира, как цепь чередующихся событий, можно было уже изучить наизусть: мрак, символ бесчувствия, затем свет — пробуждение зрительных восприятий, потом шло формирование из некого тумана линий, контуров и форм, становившихся все отчетливей, как при настройке оптической системы. Далее — формирование красок, звуков и первых осязаемых ощущений. Все это вместе взятое выглядело как медленное, заторможенное пробуждение, когда ты еще сонливым рассудком силишься понять — кто ты такой, где находишься и что вообще с тобой происходит?

Максим окончательно приходил в себя, когда Мироздание, завершив эволюцию перевоплощений, становилось совершенно отчетливым и вполне реальным. Стоило ему увидеть натянутые между Бесконечностями координатные оси, он сразу вспоминал что к чему. Осознание собственного Я было началом всякой мыслительной деятельности.

Этим утром он долгое время молчаливо стоял в Центре Мироздания, вспоминая пеструю череду минувших событий: хижина Милеуса, замок, который на этот раз не удалось покорить, знакомство с поэтом и наконец — долина Абсурда. Да, еще разговор с Философом. Вчерашний день был довольно насыщенным и, можно сказать, даже интересным. Воспоминания вспыхивали и тут же гасли перед мысленным взором, тормоша в душе множество противоречивых чувств. Пожалуй, лишь одна долина Абсурда продолжала оставаться чем-то муторно-непонятным и, кажется, в принципе необъяснимым. Поэтому Максим оставил бессмысленные рассуждения на эту тему. Задача, заведомо не имеющая решения, в коей бесформенный нонсенс заложен как некая аксиома, лишь утомляет мозг да еще заставляет впустую тратить время.

Но сегодняшним утром он впервые задумался над вопросами, казавшимися раньше второстепенными. Ну, например, почему он и никто другой в начале каждого дня находится в нулевой точке отсчета? То есть здесь, в Центре Мироздания. Почему он и никто другой не поддается линейным искажениям масштабов, которым подвергаются все существа и предметы при наступлении конца света?

Почему… почему… почему… Опять вопросы, вопросы и вопросы, от которых снова потрескивает голова и тревожится дух. Он попытался вообразить, как происходила кончина мира глазами Философа. В памяти сразу же всплыла его маленькая, сжимающаяся в точку фигурка, которую Максим совсем недавно держал на своей ладони. Но в глазах мудреца, если тот вообще находился в состоянии воспринимать окружающее, все выглядело примерно так. Выл ураганный ветер, жалобно стонали основания земли, все рушилось, скалы трещали, а рядом невиданных размеров исполин склонил над ним свою голову. Потом этот Максим-великан (даже Максим-вселенная!) берет своими могучими руками его за ногу и осторожно кладет на гигантскую ладонь, казавшуюся целой равниной с большими буграми и изрезанную оврагами, то есть линиями руки. А пять огромнейших отростков-пальцев начинают шевелиться, напоминая щупальца некого монстра, готовые в любой момент захлопнуться над головой…

Впрочем, скорее всего Философ был уже без сознания и ничего такого не видел. Да и не в том была проблема. Максим вдруг подумал, и мысль показалась разумной: как может ученый, пусть гениальный, но представляющий собой лишь малую крошку материи да сгусток мыслей, беспомощно погибающий вместе со всем миром — как может он знать все его законы и брать на себя смелость толкования происходящих в нем процессов? Причем, извлекая ответы только из объема собственной головы, которая на ладони казалась не более игольного ушка. Что стоит эта мини-философия для необъятного макро-мира, мизерные идеи среди бесконечного разнообразия форм материи? Вывод, увы, несколько разочаровывающий: ведь господин Философ вместе со всеми своими познаниями, идеями, научными диссертациями являлся лишь ничтожно малой частицей этой безграничной вселенной, которую тужился уместить в область собственного рассудка.

Опять сомнения и неуверенность…

Максим мрачным недоверчивым взором посмотрел на дремавшее в красках зари Мироздание, безрезультатно пытаясь отыскать неуловимый смысл всех его тайн и загадок, но понял, что большая наука приносит лишь большие проблемы: портится настроение, теряется реальность всего происходящего. И мучительная неспособность объяснить в принципе необъяснимое подрывает порой фундаментальное желание жить. Нет, надо быть проще и принимать мир таким, каков он есть. Или хотя бы каким кажется.

Максим зашагал по своей тропинке, пытаясь с ароматом цветов вдохнуть в себя бодрое настроение, и это ему вроде как удалось. Недоступная для ума внутренняя суть вещей имела, к счастью, внешнюю, доступную для взора форму: живую красоту полей, художественные шедевры леса, переливы голубого неба, воодушевляющие на самые благородные чувства.

Он уже вприпрыжку бежал по полю, напевая на незамысловатый мотив куплеты загадок Тиотана:

– «Шесть сестер зимой и летом
Врозь живут без расставанья,
Но одна пропала где-то.
Это… это… это… это!»