Сломанная вселенная (СИ)

Совсем уж осмелевший Максим обратился к Тиотану со своей безумной просьбой:

– Послушайте! Вы, я слышал, знаменитый волшебник. Сделать для нас воздушный шар для вас ничего не стоит. Большего мы не просим. А наши проблемы мы уж будем решать сами. Сделайте это доброе дело!

Тиотан был тороплив в собственных словах, но медлителен на ответы другим. Он долго стоял, слившись воедино с наступившей тишиной. На всех его лицах глаза были закрыты. Кажется, он думал… если только не задремал от скуки и бессмысленной иллюзорности всего вокруг. И голос его возник так внезапно, что всем пришлось вздрогнуть:

– Хорошо. В конце концов я вам чем-то обязан и охотно исполню вашу просьбу. Это будет примерно то же, как разжалобленные родители покупают ребенку какую-нибудь пустую игрушку, лишь бы он потешился и не приставал к ним. Потому еще раз повторяю — это глупая затея.

Но дети они и есть дети, они всегда считают, что взрослые очень-очень многого не понимают. Всеобщее оживление колыхнулось волной шума и выкриков, кто-то даже захлопал в ладоши от внезапной радости. А Тиотан все никак не мог понять — чего им так не терпелось бежать отсюда? Чем здесь не жизнь?

Волшебник первый раз улыбнулся: лишь на долю секунды, едва заметно, и тут же вернул себе прежнее каменное изваяние лица. Затем он поднял одну руку вверх и стал еле разборчиво бормотать какое-то длинное заклинание. Вечерний воздух вдруг прорезал яркий зигзаг молнии, породив секундное впечатление вмиг наступившего дня. Потом был грохот, шум, горящие огни на небе… И лишь когда Тиотан, сомкнув уста, опустил свою руку, буквально из ничего материализовался огромный аэростат с вместительной гондолой, сплетенной из засохшего тростника. Он висел в метре над землей и едва колебался от мимолетных капризов ветра.

– Вот здорово! — воскликнул Милеус и первым сиганул в гондолу.

– Вы настоящий волшебник, — почтительно произнес Философ. — Я всегда в равной степени преклонялся перед силой ума и силой творчества, сейчас же предпочтение отдаю последнему.

Он, закинув сначала свой неразлучный посох, принялся медленно карабкаться на борт, по-старчески кряхтя и вздыхая. Одна его проволочная рука запуталась в тростнике, потом сзади кто-то подтолкнул, и мгновение спустя Философ обнаружил себя пассажиром этого фантастического сооружения. Воздушный шар, почувствовав груз, стал опускаться ниже.

Вдруг раздалась громкая трель маленьких колокольчиков — это Придумаем одним прыжком влетел в гондолу, что для него не составило ни малейшего труда. Потом залезли Максим и принцесса. Громоздкая фигура Лодочника дольше всех копошилась с посадкой, сместив центр тяжести всей системы и перекосив гондолу под углом к земле. Но наконец и он оказался внутри.

– Сядь-ка посередине, приятель! — приказал Максим, и шар снова принял нормальное положение.

Поэт Алан заплыл последним. Похоже, он вообще мог обойтись без этого средства воздушных путешествий.

– Теперь можно и отправляться! — вдохновенно произнес Милеус, подытоживая все приготовления к полету.

– Одну минуту! — сказал Тиотан.

Он единственный, кто остался за бортом и даже не шелохнулся с места, не проявил и шага любопытства к происходящему. Он сейчас равнодушным, почти стеклянным взором оценивал собственное творение.

– Воистину, путешествие романтическое и бессмысленное в равной степени! Но я пошлю вам попутный ветер, который погонит шар к самому краю мира, если вы этого так хотите. А на прощанье желаю кое что сказать… Это касается тебя, Максим.

Тот насторожился и с некоторым волнением ждал дальнейших слов. Долгая, затянувшаяся пауза выглядела почти издевательски. Ну что там еще? Занудная напутственная речь? Какая-нибудь сложнопостижимая мудрость? Может, просто короткое «прощайте»?

Оказалось, ни то, ни другое и ни третье. Тиотан указал пальцем вверх — жест мудреца, его мог повторить только господин Философ, и никто больше. Вот наваждение! В своем величии он сейчас и впрямь походил на настоящее божество, спустившееся оттуда, куда указывал его перст.

– Видишь эти линии на небе? Я сейчас скажу то, во что тебе самому сложно будет поверить. Ибо я подозреваю, что это извилины твоего собственного мозга, а все наше Мироздание — плод твоей личной фантазии.

Вряд ли можно было заявить что-то еще более смелое и безрассудное. Максим даже не задумывался над ответом:

– Бр… — первым рефлексом было произнести слово «бред!», но он вовремя осекся, вспомнив с кем говорит. — Это невозможно! Ведь я здесь, среди вас. И уверяю тебя, никогда не конструировал никаких миров.

Тиотан со своей стороны изложил что-то еще более замудрое:

– Выдумав мир, нет никаких проблем выдумать и себя в нем… Впрочем, может я и заблуждаюсь… — на последней фразе его голос стал менее твердым. Казалось, божество тоже способно испытывать неуверенность.