Сломанная вселенная (СИ)

Максим двигался по указанному пути, не особо интересуясь пестрыми нарядами незнакомой местности, а более погруженный в собственные думы. Но одна долина все же привлекла его внимание — та самая долина Абсурда, на которую, как утверждал Придумаем, ни в коем случае нельзя ступать ногой. Мы порой склонны придавать заурядной местности помпезное название, которое больше отражает наши личные чаяния и иллюзии, чем реальный характер этой местности. Так выглядела и долина Абсурда. Что в ней было такого, что выделяло бы ее среди других долин? — Абсолютно ничего. Может, исключая только название. Те же самые цветы, пахнущие желтыми, голубыми, оранжевыми красками. Густая, чуть примятая ветром трава. Такой же, как и везде, едва заметный рельеф делал ее ровной, как бы укатанной. С одной стороны длинной стеной стоял сторожевой лес и очерчивал собой границу двух владений, с другой стороны этой самой границей служила уже знакомая река с противоположным течением вдоль собственных берегов. И, если прислушаться к здравому рассудку, то в этой реке было больше абсурда, чем во всей окружающей природе.

Максим пристально глядел на долину и был в этот момент почти убежден, что миф о ее таинственной страшной силе — мифом и является. Он двинулся дальше, где-то в самых потаенных помыслах души твердо решив, что когда-нибудь сделает ей вызов и исследует ее вдоль и поперек.

Вот показались прибрежные скалы. Вблизи они казались высеченными из камня барельефами каких-то математических чудовищ, головы, руки, ноги и туловища которых являлись замысловатыми многогранниками со сложной геометрической структурой. Ландшафт местности делал здесь резкий излом. Из почвы стали расти земляные бугры, слишком низкие, чтобы назвать их горами, но достаточно большие для сопок и холмов. Эти горы-недоростки тянулись на всем обозримом пространстве и со стороны реки по непонятной причине обрывались скалистой стеной с окаменелыми чудовищами. На этих скалах не было никакой растительности, даже мха и лишайников, лишь оттенки черноты и серости, двух ипостасей мрака, создаваемые изваянием каменных глыб, нагроможденных друг на друга.

Глядя на скалы, Максим почему-то вспомнил, что в мире помимо ярких солнечных лучей да радужных цветов есть еще где-то мрак и уныние, которые умеют прятаться днем, а лишь наступает ночь — вылазят из всех щелей и уголков.

Скалы способны были вызвать подобного рода ассоциации.

Десятка через два шагов тропинке суждено было кончиться. Дальше вверх по каменной стене вела небрежно высеченная лестница, направляя прямо по телам чудовищ к той загадочной пещере, где в подвигах самоотречения жил некто Мудрейший из мудрейших. Кстати, в этих скалах было огромное множество небольших гротов, снаружи вполне похожих на пещеры и, если бы не эта лестница, то искать Философа было бы обременительной проблемой.

Максим кинул взгляд назад и где-то очень далеко узрел тонкую ниточку оси Z — покинутый Центр Мироздания, а неподалеку от нее башню Придумаем, с такого большого расстояния напоминающую обыкновенный столб. Пространство, отделяющее нас от предметов, способно поедать их размеры, смирять гордое, унижать высокое, превращать в ничто все огромное и значительное. Максим не без иронии отметил для себя, что вблизи жилища Философа и в его голову стали лезть разного рода философские мысли, яркие силлогизмы, будто здесь их обиталище.

Вот он уже стоял у входа в пещеру, преодолев объем по обманчивым ступеням. Слегка кружилась голова, но это от высоты и бегущей внизу реки. Двери не было, не было и ничего, что ее заменяет — лишь свободный проход. И он робко заглянул внутрь…

Краски дня как-то резко померкли, а непривычный полумрак поначалу не позволял отчетливо разглядеть сокрытые от мира тайны этого убогого жилища. Пещера оказалась довольно объемной, но неглубокой, так как она вся насквозь просматривалась до мельчайших своих уголков. Внизу лежала солома и сухие ветки, у стены — настил из нестроганных досок, служивший ложем. Кухонный стол (вернее, его уродливое подобие) был такой же грубой столярной работы. Максим не заметил на нем ничего, кроме кусков черствого хлеба. В пещере находилось еще несколько малозначительных вещей, на которые не стоит обращать внимание. Но самое главное и самое отрадное — Философ был здесь, то есть на месте своих интеллектуальных подвигов и, выкинув из собственного сознания целый мир, наверняка размышлял над какой-нибудь научной проблемой, а все вокруг, похоже, перестало для него существовать.

«Возможно, он по-своему счастлив», — заметил Максим.