Сломанная жизнь

Под одеялом, Аарон гладил себя через лёгкие хлопковые штаны. Он внимательно прислушивался, но не слышал никого в коридоре, за закрытой дверью спальни. Рискнув, и не думая ни о чём другом, кроме лица Спенсера, он спустил штаны. «Пожалуйста. Я хочу это почувствовать. Всего один раз».

На это ушло больше времени, чем Аарон ожидал, может, минут двадцать, но наконец, к счастью, он смог кончить. По дороге в ванную, чтобы умыться, Аарон почувствовал, как надежда поселилась в его груди и завладела его сердцем.

Глава 19

— Мама заедет за мной в три, потому что мы едем на ужин в честь дня рождения моего младшего брата, — сказал Аарон доктору Томасу, оставляя свою сумку рядом с сумкой Спенсера, на столе. Последние два часа они со Спенсером работали над новой программой, и Аарон предпочёл бы добавлять туда дополнительные функции, а не обнажать здесь свою душу. Однако, как бы это ни было дискомфортно, Аарон знал, что эта терапия — ключ к тому, чтобы стать функционирующей индивидуальностью. Последние стены рухнули — те, которые скрывали надежду на то, что он когда-нибудь станет нормальным. Хоть Аарон знал, что испытает большое разочарование, если ничего не выйдет, прошло так много времени с тех пор, как он хотя бы смел надеяться. Вера в себя, в доктора Томаса и в свою способность восстановиться играла существенную роль в успехе его терапии, и впервые Аарон собирался это принять. Доктор Томас был главным экспертом страны по травмам его типа. Если он не сможет помочь Аарону, то не сможет никто.

— Это ничего. К тому времени мы уже должны закончить, — любезно ответил доктор Томас. — Я прочёл твой последний пост в блоге, и, думаю, ты добился большого прогресса в описании своей реакции со времён нападения. Как только ты сможешь действительно понять свои триггеры, будет больше успеха в том, что справиться с более лёгкими из них. Ты понимаешь очевидные триггеры, вроде прикосновений, запаха бензина и вида крови. Дело в более мелких, менее очевидных триггерах, которые вызывают воспоминания, но не видны внешне. Звук вчерашней грозы что-то вызвал, а мы не знали, что для тебя это триггер.

— Да, это объясняет как минимум одну причину, по которой мне не нравятся пасмурные дни, и я честно не помнил звука грозы во время нападения, пока вы не сказали мне об этом, — произнёс Аарон, и вместо того, чтобы стыдиться своей ограниченности, он чувствовал воодушевление от этого открытия.

— Аарон, позволь мне спросить, — тихо сказал доктор Томас, откидываясь на спинку стула, — какой прогресс ты ощущаешь от терапии? Я могу весь день говорить тебе о том, что сам думаю о твоём прогрессе, но не мне ведь жить со всем этим.

Аарон тоже откинулся назад. Потребовалось несколько недель интенсивных приёмов, чтобы ему стало комфортно с доктором Томасом, но теперь, хоть Аарон и не думал, что сможет рассказать ему всё о нападении, казалось, что его терапевт действительно переживал за него и за его восстановление. Это, как и всё остальное, что они обсуждали, вызывало у Аарона желание работать вместе с этим мужчиной, а не против него, как бывало со многими другими терапевтами, которые в него не верили.

— Первый терапевт, к которому отвела меня мама, был будто не в своей тарелке. У меня складывалось ощущение, что он привык разбираться со стрессом генеральных директоров или с парами, которые ссорятся из-за денег. Он понятия не имел, что со мной делать, и даже испуганный шестнадцатилетний парень это видел. У него не было шансов мне помочь, потому что он никогда не верил в это и никогда не пытался. Его решением было бросать в меня седативные таблетки и транквилизаторы, чтобы я был таким обдолбанным, что не мог истерить, но также я и не был толком в сознании. После этого терапевты менялись один за другим, и с каждым новым слабла моя вера в то, что я когда-нибудь смогу стать кем-то большим, чем разбитая оболочка человека.

Доктор Томас кивал, но не перебивал. Это была одна из вещей, которыми Аарон действительно восхищался в этом мужчине: он всегда слышал всё, что говорил Аарон, и даже то, что Аарон не говорил никогда.

— Вы никогда не присваиваете себе прогресс моего восстановления. Вы всегда делаете ответственным меня. Вы не пытались скрыть мои проблемы за дозой лекарств. Я всё ещё испорчен, но, думаю, теперь разница в том, что у меня есть надежда, — объяснил Аарон. Доктор Томас с лёгкой улыбкой кивнул, а затем прислонился к спинке стула. Выражение его лица изменилось на более серьёзное, пока он говорил.

— Сегодня я хочу попробовать с тобой кое-что другое. Я думал использовать ассоциативную диаграмму, чтобы выявить воспоминание и те вещи, которые могут его провоцировать. По большей части это свободное упражнение на ассоциации.

Доктор Томас выкатил впечатляющую белую доску, которая стояла вдоль задней стены, ожидая их внимания. В центре доски доктор нарисовал кособокий овал, под которым написал: «Воспоминание». От овала он провёл три линии в разные стороны. В конце каждой линии добавил ещё овалы.