Сломанное сердце

Я ещё размышляю, ответить или нет. Не хочу с ней разговаривать сейчас. Не именно с ней, а вообще ни с кем не хочу. Потому что, когда тебя так бомбит, меньше всего охота вести светский разговор. Но всё-таки отвечаю, вдруг что-то насчет отчисления.

И так в прошлый раз лоханулся – не отвечал ей, а она самая первая пыталась мне про Карлсона и его докладную сообщить.

– Привет, Юль, – старательно изображаю нормальный тон.

– Привет, Тём. Как дела? С наступившим тебя, кстати.

– И тебя. Надеюсь, ты звонишь не затем, чтоб сообщить, что ректор снова передумал и меня все-таки отчислят?

– Ничего такого я не знаю, зато знаю кое-что похлеще!

– Ты про что?

– Короче, Тём. Это всё строго между нами. Я тебе ничего не говорила, понял?

– Угу, – обещаю и сразу внутренне напрягаюсь от такой вводной.

– Одна дура на тебя накатала жалобу. Ну, то есть не на тебя, а на вашу преподшу. Самарину. Типа та с тобой закрутила, все дела. И вообще она аморальная особа. Даже типа есть свидетели, что вы с ней прям в аудитории зажимались и целовались.

– Это гон! Вообще бред какой-то! – возмущаюсь я.

– Ну вот так она изложила. Я тут при чем?

– А кто? Кто это написал, известно? Свиридова?

– Да нет, не она. Какая-то вообще незнакомая. Ну то есть она у нас учится, на экономическом, на первом курсе. Но я ее не знаю. Какая-то Вера Филимонова.

– Вера? – переспрашиваю удивленно. – Я даже не знаю никакую Ве…

И тут меня осеняет. Знаю вообще-то. Но это же чушь. Она не могла. Она же нормальная девчонка.

Я молчу в шоке, пытаясь переварить Юлины слова.

– Тём, ты ещё тут?

– Да она нагнала! В какой, нахрен, аудитории?! А что сказал ректор? Ну не станет же он каждую анонимку всерьез воспринимать?

– Так это же не анонимка. Эту Веру тридцать первого вызвали. А накатала она ещё тридцатого. Ну и вот, значит, подтянули её к ректору. Гаевский тоже там был… Это который проректор. Просто у нас еще один Гаевский работает, если вдруг ты не в курсе. Он – его сын и муж этой самой Самариной.

– Я в курсе.

– Ну и вот. Потом эту красотку отпустили, о чем-то там посовещались и вызвали Бутусова.

– А этого-то зачем? Он какое отношение имеет?

– Не знаю. Но вот вызвали зачем-то. А он, прикинь, уже заметно под градусом. Зашёл ко мне в приемную, а от него алкашкой за километр разит. Они там, на своей кафедре, видать, уже отмечали вовсю. А тут его вдруг бац – и дёрнули к ректору. Он весь такой нервный прибежал, аж трясся. Меня давай спрашивать, мол, что, зачем, почему. Я такая: без понятия. Он жвачкой закинулся, смешной… Но о чем они там разговаривали, я, к сожалению, не знаю. Не слышно было. Потом Бутусов ушел, а Гаевский, ну, который дед, так разнервничался! Вышел от ректора весь красный как синьор помидор. Позвал меня уже к себе, чтоб я ему давление измерила. Оно у него реально подскочило. Он там даже какие-то таблетки пил. Что потом было – я не знаю. Я уже ушла домой. Хотела сразу тебе позвонить, но сам понимаешь – Новый год… Вчера вообще думала – не выживу. Только к вечеру в себя мало-мальски пришла. Круто, конечно, гульнули… А ты как?

– А я, как пенс, за столом перед теликом.

– Ой ладно тебе, пенс. Слушай, а у вас с Самариной правда ничего не было? А то по универу всякие слухи ходили…

– Да говорю же, гон это всё.

– И чего тогда Гаевский так распереживался… Ну ладно, пока, Тём. Будут ещё какие-то новости – сообщу.

– Спасибо, Юль.

– Да не за что. Но Тём, только об этом никому! Ты обещал! Меня ректор лично просил помалкивать.

После разговора с Юлей упорно пытаюсь дозвониться до Веры, но бесполезно. Сначала она трубку не берет, а на следующий день – вообще абонент недоступен. Сообщения тоже игнорит.

Не в силах сидеть и ждать не пойми чего, я собираюсь и мчусь в центр, тоже, в общем-то, не пойми зачем. Потому что я без понятия, где живет Вера. То есть, где ее дом примерно представляю, но не стучаться же в каждую квартиру.

Хотя… можно и соседей, в принципе, порасспрашивать. Или это тупо? Не знаю. В общем, я иду и сам не знаю, куда иду…

И вдруг в людском потоке передо мной возникает знакомое лицо. Это же Верина подруга. Как там её? Таня, вроде. С ней Вера приходила тогда в клуб на вечеринку. И эта самая Таня выносила мне потом мозг за то, что я обидел Веру.

Уж она-то должна знать, где ее подружка и как ее найти.

Таня тоже меня замечает и останавливается. И смотрит при этом как на врага.

Да смотри ты как угодно, только скажи, где твоя подружка.

– Привет, мне надо поговорить с Верой, – говорю ей сразу, без всяких вступлений.

– Ну говори. Я при чем? – фыркает Таня.

– Она не отвечает ни на звонки, ни на сообщения.

– Ну, может, занята.

– Послушай, мне надо с ней срочно как-то связаться. Это очень важно, – пытаюсь донести до этой злючки свою мысль. Но она стоит, набычившись, и ни в какую не собирается уступать.

– Тебе надо – ты и связывайся. Что ты от меня хочешь?