Сломанное время

По мере того как состояние Арчи улучшалось, если это можно назвать улучшением, изменялось и его отношение к свету. Свет беспокоил Арчи. Заставлял постоянно менять позицию. Переворачиваться с одного бока на другой. И чем сильней свет доставлял ему беспокойство, тем быстрее он осваивал новые для себя способности ходить, поворачиваться, видеть.

– Зачем его кормить? – усмехнулся Гоша. – Скоро он сам поест.

– Вы говорите ужасные вещи.

– Я констатирую факт. Гудзон, там, наверху, остались мои друзья. До того момента, как мы нашли на Острове авианосец…

– Что нашли?

– Корабль. Огромный железный корабль.

– Железный корабль, – повторил Гудзон. – Продолжайте.

– Так вот, пока мы не превратили этот корабль в крепость, каждую ночь приходили твари. Они пожирали наших друзей. Это не собаки. Это существа о двух ногах, двух руках, перемещающиеся с удивительной ловкостью как по горизонтальной поверхности, так и по вертикальной. То, во что сейчас превращается собака, очень похоже на мутацию ураганного типа. Скоро Арчи окрепнет, и первый, на ком он опробует свои новые зубы, буду я. Просто я ближе. Потом он сожрет вас.

– Я не хочу это слушать.

– Тогда нам нужно придумать, как выбраться из наручников и прикончить это существо во второй раз.

– У вас есть какой-то план? – почти потребовал Гудзон.

– План есть. Но как только я претворю его в жизнь, у нас останется одна пара рук.

– И… чья это будет пара?

– Общая, – тяжело дыша, ответил Гоша. – Убивать собаку придется вам.

– Убить это существо голыми руками?..

– Это наш единственный шанс выбраться отсюда.

– Что вы собираетесь делать? – встревожился Гудзон. – Это нужно обсудить!

– У нас нет времени. Еще немного, и Арчи встанет, чтобы уже никогда не завалиться на бок. И тогда нам конец.

– Тогда я согласен…

Гоша боялся этого ответа, но еще сильнее был страх увидеть своими глазами, как отвратительная, не похожая на живое существо его мира тварь вонзит зубы в его плоть…

Он сел поудобнее и, сжав зубы, стал изо всех сил тянуть правую руку из наручника. Боль пронзила руку от запястья до самой шеи. Пальцы перестали слушаться. Но Гоша, предвидя это, продолжал истово тянуть руку из браслета.

Послышался хруст, и Гудзон, не уводя между тем глаз, побледнел. Если его твердость поможет Гоше выпростать руку, то он будет тверд. Гудзон смотрел и думал о том, как же, наверное, больно сейчас этому человеку. Но вид струящейся по локтю Гоши крови тревожил не только Гудзона…

В браслете застряла кисть. Большой палец не позволял ей выйти из стального обруча. И тогда Гоша прижал сустав большого пальца к стене, стиснул зубы, секунду помедлил и резко надавил.

Хруст заставил Гудзона закрыть глаза. Но он тут же открыл их, потому что верил, что человеку от этого бывает легче… Этим же взглядом он смотрел снизу на Роберта, когда тот приказывал оттолкнуть шлюпку от «Дискавери». Пусть Роберту будет легче. Если смерть Гудзона спасет других, он не против…

Выдавленный из костного ложа палец хрустнул, и Гоша увидел, как он перестал ему принадлежать. Это был чужой палец. Боль довела до тошноты. Гоша вытянул руку из браслета и влажными от боли и красными от напряжения глазами посмотрел на Гудзона.

– Держитесь, мистер, я молюсь за вас… – прошептал тот. – Господи, что для тебя четыреста лет?.. Приди сюда и дай ему сил…

Гоша никак не мог справиться со своей правой рукой. Ее трясло как в агонии. От запястья до суставов на кисти она была разодрана в кровь. И большой палец торчал из пятерни как лишний…

Он вспомнил, как в детстве постоянно мучился огорчением оттого, что у человека две ноги. Каждый вечер отец заставлял его мыть ноги холодной водой. Эта процедура в те годы бессмысленного очарования жизнью была для Гоши настоящей пыткой. Ему казалось, что отец над ним издевается. И вот уже одна нога помыта и вытерта насухо, и теперь горит жарким огнем. Но есть вторая, которая еще не покрылась мурашками от прикосновения холода… Эти отцовские пытки Гоша потом вспоминал часто и всегда – с благодарностью. Настойчивость отца была тому причиной или нет, но в какие бы лютые морозы по тайге и горам ни скитался Гоша с молотком и приборами, он ни разу не простудился…

И вот пытка закончена и остается, казалось бы, только перетерпеть боль как ее последствие. Правая рука свободна. Но освобождение ее ровным счетом ничего не значит. Напротив, кровь возбудила Арчи. И казалось Гоше, что запах ее придал бывшей собаке сил и уверенности.

– Я сделаю это… – искусанные в кровь губы его шевельнулись и покрылись налетом серого цвет, когда он, натужно застонав, потянул вниз руку левую…

Гудзон смотрел на него и думал о том, сумел бы он выдержать эту добровольную пытку. От очередного хруста он вздрогнул, и сердце его пропиталось уважением и любовью к этому человеку.

Выдернув окровавленную руку из браслета, Гоша, сжав зубы до скрипа, закрыл глаза и зашептал:

– Как же больно…

Теперь нельзя терять ни минуты. Он поднялся на ноги и, не сводя глаз с Арчи, шагнул к Гудзону.

– Сэр, вы видите ремень на моих брюках? Выньте его пальцами. Я буду поворачиваться, чтобы вам было удобнее…