Сломанные сны (СИ)

Две гладких, словно отполированная сталь, линзы круглых очков блеснули под мерцающим светом фонаря. Кроваво-красная помада кричала вульгарностью на неестественно бледной коже, что мерцала на фоне мрачного облика. Волосы цвета сажи, подстриженные иголками до плеч, открывали шрам на шее, что скалился такой же улыбкой, что и красный рот, обнажаяющий белесые клыки по бокам. Грязная, когда-то белая футболка бесформенно висела под косухой с шипами на плечах, высокие ботфорты почти доходили до кожаных шорт. Ну, точно, одна из этих подростков-косплейщиц. Хотя возраст по этой разукрашенной готически-кукольной внешности трудно было определить.

— Не поздновато ли для косплея, юная леди?

Девушка сильнее оскалилась, но теперь эфемерно-грустной улыбкой, и снова развернулась, вытянув руки поперек и подойдя к краю парапета.

Алый Демон изумленно вскинул бровь. Но то, что произошло, не ожидал даже он. Незнакомка спиной вниз сбросилась с моста в водоем.

Акабаяши опешил лишь на мгновение, после чего подошел к парапету, вглядываясь в гладь ночного савана, отражающего лунный серп. Итак, день окончился суицидницей, ничего так.

Но рядом просвистел звук рассекающего воздух лезвия, заставивший машинально увернуться, и холодная сталь искрами обрушилась на перила.

«Суицидница» стояла как ни в чем не бывало целехонькая с катаной в руке, что отливалась серебром в неоновом свете. Но ведь только что…

— Бонжур, месье, — утрированно-наигранным акцентом, растягивая гласные, сладким голосом поприветствовала суицидница в почтительно нелепом реверансе.

— Ха!

Алый Демон поправил ворот рубашки. Кажется, этот день не окончится так просто. И почему Икебукоро переполняют подростки, совершенно не понимающие, что такое хороший тон?

— Такой красавице не к лицу такая жуткая катана.

Брюнетка чуть наклонила голову, вероятно из-под линз взглянув на катану.

— Нон, месье! Это не катана! Это то, что вы носите в своем сердце, — красный оскал вновь растянулся секирой, а рука легла в район груди.

— О чем ты толкуешь? – в замешательстве усмехнулся Акабаяши. — Я вижу перед собой катану.

Брюнетка, надув губы как ребёнок, отрицательно замотала головой.

— Вы вероятно привыкли полагаться на свои глаза так же, как на грубую физическую силу. Причиняете боль другим, не замечая своей. Но я… — девушка прижала клинок к груди. — Могу подарить вам момент счастья, несмотря на то, что вы причинили сегодня боль моим друзьям.

Акабаяши встрепенулся, победно хмыкнув. Теперь-то он все понял.

— Ясно, так ты под кайфом. Клиентка тех барыг, значит. В таком случае могу предложить тебе ответную помощь и отвезти тебя в больницу.

— А вы нет? – резко похолодевшим голосом спросила «суицидница».

— Я? – искренне удивился Мизуки, не понимая, о чем она.

Суицидница оскалила идеально ровные белесые зубы. Чего? Но ведь клыки…

— А вы разве не под кайфом?

— Твои зубы…

— Что мои зубы? – разнесся голос сзади. Но девушка продолжала стоять впереди. — Вы уверены, что я здесь? А есть ли я вообще?

Акабаяши потерял её. Наркоманка исчезла. И лишь голос, искажающийся и шипящий, разносился с разных сторон. Да что за трюк она проворачивает? Оптическая иллюзия? А может, она не одна?

Все стихло. Мизуки уже решил плюнуть на это тело, вот только, развернувшись, в свете фонарного столба он увидел то, что не мог увидеть больше никогда.

Сверкающая катана в тонкой изящной руке, легкое домашнее платье, которое колыхал ветер, клинки, что появлялись и исчезали из тела, и тот самый смех, жуткий и завораживающий.

— Потрошитель?

Мерцающим маревом, но перед ним стояла Сонохара Саяка.

— Невозможно.

Он забыл о суициднице, обо всем, что его волновало до этого момента, сердце пропустило несколько глухих ударов. Саяка приближалась, извиняющееся улыбаясь, сжимая катану, и, лишь когда из её уст полился голос «наркоманки», Акабаяши вышел из оцепенения.

— Пардон, Месье, но вы уже «хромированы».

Лунный свет отразился на вскинутой катане, что приближалась острым лезвием к его лицу. Мужчина будто вновь переживал тот день, нет, словно это и был тот самый момент, что перевернул всю его жизнь. Даже пульсирующая боль отдалась в его правом глазу. И все поблекло.

Сердце колотилось молотом о грудную клетку. Открыв глаза, он увидел лишь развевающиеся черные волосы-иголки и красную ухмылку. В руках вместо катаны лежал небольшой ножик.

— Только что вы пережили самый счастливый момент в своей жизни. Можете не благодарить.

—Кукла... Вуду, — охрипшим голосом почти прорычал мужчина, держась за когда-то изувеченный глаз. Он взглянул на руку, но крови отнюдь не было, ничего не было, его глаза стали его собственным врагом.

Куклу Вуду затряслась в немом смехе.

— Ravie de vous rencontrer*.