Сломанный бог

Бардо торопливо закивал, не дав ему договорить.

– Ты вспомнил Эдду ясно, да? Это мало кому удается.

Краснолицый человек, сидевший рядом, услышал это и передал какой-то хариджанке.

– Он вспомнил все ясно, – услышал Данло, и эта весть пошла гулять по всей комнате. Почти все уже пришли в себя и сидели по двое и по трое, разглядывая кристаллические стены, слушая струящуюся музыку Дебюсси или обмениваясь впечатлениями о своих воспоминаниях. Чувства Данло были обострены, и он слышал десятки разговоров сразу. Мнемонический сеанс ужаснул и смутил многих, но массовое возбуждение захватило всех. Ликование и ощущение удавшегося опыта висели в воздухе, как дурманящий дым. Многие уже считали себя инициаторами нового направления в эволюции человечества. Многие ощутили в себе новые видовые возможности, и никто не мог сказать, галлюцинация это или открытие. Данло слушал, и до него доносилось:

– …это можно описать только как неизбежность…

– …ощущение полного покоя должно быть…

– …в моем мозгу как будто огонь вспыхнул и…

– …как можно описать информацию, закодированную в свет?

– …нельзя сказать, что я что-то понял…

– …мечта, Старшая Эдда всего лишь мечта, и мы не…

– …да, да, мы могли бы стать богами, и Мэллори Рингесс…

– …если Эдда – это инструкция, как стать богами, то…

– …а потом я превратился в пульсирующий световой шар…

– …энергетическая плотность должна быть почти бесконечной…

– …и расширяться, иначе она просто схлопнется…

– …черная дыра в центре галактики, куда меня затянуло…

– …эмбриональная стадия была очень четкой, мне пришлось вернуться, но…

– …дальше транскрипции ДНК ничьи воспоминания не идут…

– …Эльдрия все закодировала в ДНК, память и…

– …бесконечные возможности, но только богу доступно…

– …вспоминать слишком долго: это все равно что опьянеть от огня…

– …обезуметь, если надолго задержаться в пространстве памяти…

– …видите, даже сын Рингесса вернулся, и…

– …его, кажется, зовут Данло ви Соли Рингесс…

– …они оба дикие, но там остается только цефик…

– …да-да, он призывал Бога, он затерялся в…

– …великое воспоминание столь же редко, как молния, бьющая дважды…

– …то же место, которое мы все пытались найти…

– …о Боже, о Боже…

Хануман поворачивался с боку на бок на своем футоне, шевеля тонкими губами. Это он кричал из глубин памяти, призывая Бога, как понял Данло теперь. Глаза его были закрыты так плотно, будто он зажмурился, и капли пота катились по щекам, оставляя дорожки на белой коже. Данло наклонился и прижал ладонь к его губам. Губы Ханумана были твердыми и горячими.

– Ш-ш-ш: ми мокаша ля, шанти, шанти, очнись, брат мой, и успокойся.

Но Хануман слишком увяз, и память не отпускала его. Бардо сказал:

– Ты лучше убери руку, а то как бы он не задохнулся. Словами его назад не вернешь. Ах ты, горе.

Томас Ран, Сурья Нал и другие подошли и стали в кружок над Данло и Хануманом. Огоньки свечей трепетали в их почтительных взорах.

– Кто вспоминает глубоко, тот вспоминает долго, – сказала Колония Мор.

– Данло тоже был глубоко и получил ясное воспоминание, – заметил Бардо.

– Оба кадета ушли уж слишком глубоко, – посетовала Сурья. – Надо как-то контролировать эксперименты, пока у нас никто еще не умер.

– Тише. – Лицо Томаса Рана было спокойно, и серебряные нити поблескивали в его одежде. – От воспоминаний никто никогда не умирал.

Сурья сморщила свое щуплое личико.

– По-моему, молодой цефик выпил слишком много каллы – а ведь его предупреждали.

– Выпей три глотка каллы, и станешь Богом, – вставил кто-то.

– Нужен контроль, – не унималась Сурья. – Я вам говорила.

– Никогда не видела, чтобы кто-то вспоминал настолько глубоко, – сказала Коления Мор, явно потрясенная. – Интересно, что при этом испытываешь?

Томас Ран, став на колени, начал массировать лицо Ханумана, но пользы это не принесло. Хануман продолжал выкрикивать с нарастающей болью, усугубляя общую тревогу:

– Все есть Бог, и я тоже Бог, о Боже, о Боже…

– Дело не только в калле – собственные воспоминания терзают его, – заявила Сурья и метнула на Данло быстрый ехидный взгляд, как бы спрашивая, отчего его друг терпит такие муки.

Хануман стиснул руки над пупком, и Данло накрыл их своей. При взгляде на кольцо озабоченных лиц ему явилась одна истина из Старшей Эдды. Мы все – пища для Бога, вспомнил он. Мы все…

– Итак, юный цефик теперь Бог, – сказала Сурья Бардо. – Мы все испытывали искушение заявить об этом, не так ли?

– Не нужно толковать чужой опыт, – ответил Бардо.

– Но Мэллори Рингесс не стал богом только оттого, что вспомнил Старшую Эдду. Потребовалось нечто большее.

Данло нащупал на запястье Ханумана пульс, частый, как у птицы, расходящийся дрожащими волнами до кончиков пальцев. А самого Ханумана захлестывает волна памяти, подумал Данло.

Закрыв глаза, он пропустил через себя собственную память.

Вселенная – это чрево, рождающее богов.