Сломанный Клинок (СИ)

Разорванный взрывом мины напополам "Рю-котсу"… Изломанные фигуры лёгких пехотинцев, покалеченных взрывной волной… Огрызающийся огнём периметр наёмников… Крики боли, вопли ярости и ругательства на волне штурмового отряда гулким эхом бились тогда в его черепной коробке, усиливая страх и неуверенность в себе, необходимую для уничтожения противника. А когда танкер наёмников взорвался, и пламя от взрыва поглотило весь пирс, заживо запекая бойцов Такэда внутри МПД и испепеляя тех из них, кто не имел такой защиты, нервы Мастера сдали окончательно — Харуки защитил себя и превратил всю часть порта в один беснующийся пламенем филиал Инферно, сжигая чужих и своих, наёмников и гвардейцев рода. Камон Такэда на плече одного из МПД — четыре ромба, образующих один большой ромб — медленно оплывал, пузырился краской на его глазах под аккомпанемент стонов, мольбы и проклятий умирающих…

Харуки не заметил, как брат нагнал его и положил руку ему на плечо.

— Брат, очнись. Хватит. Сейчас ты уже ничего не изменишь. — сказал Нобуо, стараясь говорить как можно мягче. — У нас есть Цель. Пора заняться её достижением.

— Я начал эту войну во благо, Нобуо, во имя будущего и процветания, во имя славы и почестей. — тоскливо и глухо откликнулся Харуки.

— Ты выбрал не те методы. Мы платим цену за твой выбор. — жёстко ответил командир гвардии. — Пойдём. У нас много работы…

***

После разговора с Алексой, которому не удалось затянуться и поэтому оставшемуся сугубо официальным, я недолго пребывал в раздумьях и отправился на свою, личную Голгофу.

Мне предстояла моральная казнь. Прятаться от Гены и Аллы не имело никакого смысла, а оттягивать момент "люлей" в собственных же глазах выглядело трусостью.

Опекуны жили в княжеском районе города. Шикарная пятикомнатная квартира в трёхэтажном доме с благоустроенным двором, закрытая территория с въездом по пропускам — все признаки финансового благополучия налицо. Откуда взялось подобное благополучие у зам. главы ЧВК "Сибирский Вьюн", которым являлся Геннадий? Лично у меня вопросов не возникало.

Поднимаясь по лестнице, я вспоминал своё знакомство с этим домом. Оно произошло через несколько дней после моей принудительной эвакуации из Японии, произошедшей лишь из-за того, что в своё время, моя мама, в приступе предусмотрительности и паранойи, воспользовалась связями в посольстве, где когда-то работала, оформив мне двойное гражданство.

Бельский Андрей, командовавший отрядом эвакуации, помог оформить бумаги об опеке так быстро, что правительство Японии не успело глазом моргнуть, как утратило какие-либо права на меня. И друзья моей мамы, знакомые мне ещё по воспоминаниям детства Леона, частично проведенного в посольстве Российской Империи, забрали меня к себе, в Сибирск.

Не знаю, что было бы со мной, если бы не они. Чужая страна, непривычный, хоть и хорошо знакомый язык, непонятные люди и полная неразбериха в голове, из-за конфликтующих при слиянии душ — всё было чужим для утратившего семью ребенка. Гена и Алла сделали всё, что могли, всё, что от них зависело — дали мне понимание, тепло, любовь и ласку. Первый месяц в России я просто молчал, полностью замкнувшись в себе и воспоминаниях.

Две души в одном теле — это испытание.

Противоречивые желания, метания, несходство во мнениях, постоянный внутренний конфликт и на закуску — багровая дымка воспоминаний, всплывающая из недр подсознания в самые неподходящие моменты. Итогом стала депрессия.

Она была прервана самым бесцеремонным образом — "Крокодил", как его прозвали сослуживцы, за шкирку вытащил меня утром на улицу и устроил адскую по нагрузке тренировку, на корню пресекая любые попытки воспротивиться или просто остановиться. В тот день мы пробежали пятнадцать километров, прилично отмутузили друг друга, проорались и вернулись в квартиру уже спокойными, умиротворенными и уставшими. Его тоже можно было понять — ребёнок друзей изводил сам себя на глазах прожившего почти четыре десятка лет мужика, впервые столкнувшегося с проблемой воспитания. То, что он решил рискнуть и прибегнуть к испытанному армейскому методу, благо опыт имелся, говорило о крайней степени его отчаяния.

Но метод сработал…

Третий этаж. Знакомая стальная дверь, скорее подходящая денежному хранилищу или даже бункеру высшей степени защиты, а не жилой квартире. Круглый пятачок дверного звонка. Коврик для обуви с гостеприимной надписью "Добро пожаловать!". Глубоко вздохнув, я чуть пошатнулся — шампанское оказалось жутко коварным напитком, даже долгая прогулка не выветрился остатки алкоголя из крови. Утопил кнопку звонка и продержал так три секунды. Пауза. Ещё раз. И ещё. И короткие нажатия, пять раз подряд. Азбука Морзе. Когда дверь распахнулась настежь, обитатели квартиры уже знали, кого увидят.