Читаем Сломанный меч полностью

Тенирберди ослабил подпругу, сиял уздечку и пустил кобылу пастись в горном клевере. Отвязал от тороки маленький бурдюк с кумысом, не спеша отнес его в тень дерева и подвесил на ветку. Два сорокопута вырвались из густой листвы, взмыли вверх; золотисто-желтые крылья сверкнули на солнце, и птицы закружились, распевая, над деревом. Старик постоял, следя за их полетом, любуясь сверканием крыльев и слушая веселую песню. Потом он по стариковскому обыкновению помолился, вознося богу благодарность за все живущее, и пошел к ячменному полю. Он приехал нынче поглядеть на свой ячмень — скоро ли созреет урожай.

Дождь в этом году выпал вовремя; рано посеянный ячмень хорошо выколосился, стоял густо, тяжелые колосья клонились к земле, полные сочных зерен, — сердце радовалось на них. Старик-земледелец улыбался, искорки вспыхивали у него в глазах. Он сорвал колос, растер его в ладонях, надавил ногтем на крупное зерно и удовлетворенно покивал головой.

В прошлый раз зерно было еще молочное, а сегодня уже затвердело. Самое большее через неделю можно жать, а там и отведать ячменный взвар, если богу будет угодно…

Он не хотел бросать зерна на землю. Собрав в горсть, ловко кинул их себе в рот. Глаза старика смотрели теперь вдаль, — туда, где скорее угадывалась, чем видна была сквозь светло-серые облака цепочка высоких гор со снежными вершинами, и куда медленно плыло солнце.

Нескорым стариковским шагом, ни о чем не думая, брел Тенирберди по краю ячменного поля. Губы старика шевелились: он все еще жевал, посасывал зерна. Остановился ненадолго, стряхнул приставшую к рукам зеленую колючую полову и пошел дальше.

Он был худой, высокий, костистый. Борода и волосы с проседью, а усы белые, как иней; только жесткие, сильно отросшие к старости брови оставались черными. Лицо темно-бронзовое, прорезанное глубокими, крупными морщинами. Умудренный жизнью, полный естественного достоинства человек.

К дереву, между тем, подъехал еще один всадник. Кто бы это мог быть? Сощурив слезящиеся от яркого солнечного света глаза, наставив над ними ладонь козырьком, смотрел старик, как спешивается всадник. Все с той же медлительностью переставляя худые ноги, Тенирберди двинулся обратно. Прежде всего оглядел привязанного к дереву коня. Незнакомый. Хозяин коня, заложив за спину руки с зажатой в одной из них свернутой пополам камчой, стоял и смотрел на реку. Услышав шаги старика, он обернулся и шагнул навстречу, но старик смотрел настороженно и отчужденно, на приветствие ответил холодно. Человек с камчой протянул к Тенирберди руки, здороваясь, и тогда старик узнал его.

— О, да это Сарыбай-соколятник! В добрый час, в добрый час… Иди сюда, посиди…

Сарыбай улыбнулся.

— Давненько тебя не видно…

Тенирберди снял с ветки и расстелил черную козью шкуру, усадил на подстилку неожиданного гостя, сам же встал коленями прямо на землю, нагретую солнцем. Тепло разлилось у старика по всему телу.

— Да, мой Сары… добро пожаловать, давненько тебя не видно, — повторил Тенирберди.

Сарыбай — худощавый, с редкой и жесткой рыжей бородой, с сильно припухшими веками зорких глаз — одет был в тонкий кашгарский халат, заправленный в широкие, расшитые богатым узором кожаные штаны. На ногах у него сыромятные сапоги с загнутыми вверх носами, в руке — камча с серебряной рукоятью.

— Слоняюсь без дела, Тенирберди-аке. Беркут мой линяет.

— Если тебе нечего делать, посторожил бы мое просо, оно вот-вот поспеет, — пошутил Тенирберди и почти беззвучно рассмеялся, обнажая беззубые десны. — Посади своего линялого беркута на верхушку дерева, ни один воробей на поле не прилетит!

Сарыбай ответил на шутку шуткой.

— А какую плату получу я за праведный труд моего беркута, Тенирберди-аке?

— Поделим урожай!

— Ну, если так, я готов каждый год сажать моего беркута на тутовое дерево, чтобы иметь долю в вашем урожае.

— Идет!

— Неплохо я заживу, неплохо! Буду полеживать в юрте и получать готовую еду. И коня не надо мучить, он тоже отдохнет!

Посмеялись. Потом Тенирберди, сдвинув косматые брови так, что в них совсем спрятались его глаза, сказал:

— Ты прав, мой Сары… Нелегко добывать пропитание. Вот ячмень мой не совсем еще поспел, а я хотел было собрать небольшой снопик и накормить ребятишек поджаренным зерном. Каждый день надо присматривать за полем, того и гляди скот потравит. Аил вон он где — за холмом, у источника, ты сам знаешь. Да… надо, надо ребятишек кормить…

— Как же, Тенирберди-аке, жить-то надо. Хлеб сеять, конечно, дело спокойное, если все идет по порядку.

Для кочевников, которые всю жизнь перегоняют скот с места на место в поисках сочных пастбищ и чистой, изобильной воды, хлебопашество — занятие редкое. Они считают, что это дело для стариков или для тех, кто послабее. К земледелию кочевник обращается после какой-нибудь беды — скот угонят, джут [2] случится или еще что. Тогда только и оценят зерно, его вкус, его притягательную силу. Куда привычней охотиться с гончими или с беркутом, куда легче напасть из-за какой-нибудь пустой ссоры на соседний род, ограбить его, ежели силы достанет. Все это исстари ведется, от дальних предков.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Аквитанская львица
Аквитанская львица

Новый исторический роман Дмитрия Агалакова посвящен самой известной и блистательной королеве западноевропейского Средневековья — Алиеноре Аквитанской. Вся жизнь этой королевы — одно большое приключение. Благодаря пылкому нраву и двум замужествам она умудрилась дать наследников и французской, и английской короне. Ее сыном был легендарный король Англии Ричард Львиное Сердце, а правнуком — самый почитаемый король Франции, Людовик Святой.Роман охватывает ранний и самый яркий период жизни Алиеноры, когда она была женой короля Франции Людовика Седьмого. Именно этой супружеской паре принадлежит инициатива Второго крестового похода, в котором Алиенора принимала участие вместе с мужем. Политические авантюры, посещение крестоносцами столицы мира Константинополя, поход в Святую землю за Гробом Господним, битвы с сарацинами и самый скандальный любовный роман, взволновавший Средневековье, раскроют для читателя образ «аквитанской львицы» на фоне великих событий XII века, разворачивающихся на обширной территории от Англии до Палестины.

Дмитрий Валентинович Агалаков

Проза / Историческая проза