Сломанный мир (СИ)

— Знаешь… Я тоже всегда ненавидел наш мир. По крайней мере, мне так казалось. И больше всего я ненавидел Юг, свою родину. Но недавно вдруг увидел, что весной степь, покрытая ковром разноцветных колышущихся цветов, по-настоящему красива, похожа на бескрайнее море. Там такой простор — хочется дойти или доскакать до самого горизонта, а потом еще дальше, чтобы посмотреть, что там, за ним… И таких звезд, как в степи ночью, больше нигде нет: они большие-большие — вот такие, — он показал пальцами, — и травы колышутся под ветром и так пахнут… как самое лучшее вино. Наши шаманы умеют варить из этих трав разные отвары — чтобы лечить раны, чтобы видеть и слышать то, чего нет… Но и безо всяких отваров там может примерещиться всякое. Странные звери, призраки, чудища из глины и крови, которые, по слухам, воруют детей из колыбели, а затем залезают в их кожу… У кочевников много историй про таких, я и сам их придумывал. Но раньше, ослепленный горем и ненавистью, я будто не видел, как это все красиво. Только сейчас понял. Вот представь: небо как опрокинутая чаша со звездами, горечь трав, запах конского пота, кочевники, раскачиваясь в свете костров, поют свою вечернюю молитву, стучат барабаны, звенят колокольчики, и какие-то таинственные шорохи во тьме… Ночная степь — она бесконечная, и древняя, и ласковая, и безжалостная, и… — Он махнул рукой, отчаявшись объяснить необъяснимое. — Да что там говорить — это показывать надо. Готов поспорить, ты никогда не видел южных степей.

— Я мало что видел, кроме дворца, — сказал Юкинари. Он взял нож, но не смотрел сейчас на него. Смотрел на Гэрэла. Задумчиво улыбнулся, и по его сухой маске от уголков рта к ушам побежали трещины. — Ты хорошо рассказал. Мне и правда захотелось там побывать. Вообще-то в Синдзю… в настоящей Синдзю… тоже есть места, которые я хочу тебе показать. Не то чтобы их было очень много, и все же…

— Синдзю — правда очень красивый город. В последний год я, правда, ненавидел ее, задыхался там и сходил с ума… Но именно потому, что постоянно вспоминал, какой она была… до этого, в ту осень. С тобой.

— Я тоже вспоминал, — застенчиво сказал Юкинари. Гэрэл почувствовал, что у него покраснели кончики ушей. То, что он собирался сказать дальше, смущало еще больше, поэтому он произнес это быстро и грубовато: