Юкинари по-прежнему выигрывал чаще. За игрой они говорили уже совсем не о ходе переговоров, не о войне, не о политике, хотя иногда и о ней тоже. Одна тема незаметно перетекала в другую, они говорили обо всем на свете. Их разговоры становились все более пространными, все более личными.
Гэрэл чувствовал себя глупцом, ребенком, завороженным волшебной сказкой. Он изыскивал поводы увидеться с Юкинари и стыдился этого; ловил взгляды, практически ходил за императором хвостом, восхищался. Он, конечно, прятал всё под холодной сдержанностью и колкостями — это он отлично умел. Иногда они спорили, не соглашались друг с другом, язвили. Но даже в моменты разногласий Гэрэлу казалось, что он интересен Юкинари, интересен и важен, что бы они друг другу не говорили…
Гэрэл давно ни с кем не разговаривал так. На самом деле — никогда.
Не то чтобы у него вообще было много собеседников. В те редкие моменты, когда ему что-то было нужно от его окружения, он просто отдавал приказ — короткий и по делу. И даже в годы жизни в Юйгуе в школе Лин-цзы — эти воспоминания больше всего соответствовали его пониманию счастливой,
А с Юкинари почему-то хотелось говорить, он слушал и слышал — и отвечал: иногда даже не на сами фразы, а на мысли, которые их сопровождали, будто читал их, эти мысли. С самого первого их разговора они понимали друг друга с полуслова.
Никогда прежде он не испытывал такого глубокого, моментально возникшего взаимопонимания ни с одним человеком.
Эта мысль вызвала у него скептическую усмешку: в его жизни почти и не было людей, с которыми он мог поговорить по-человечески; стоило кому-то продемонстрировать капельку интереса и симпатии — и он очаровался. Глупо.
Но трудно было не очароваться. Юкинари оказался не только идеальным правителем, но и собеседником, который не уступал умом Гэрэлу и с которым ему никогда не становилось скучно. В отдельные моменты он даже узнавал в Юкинари себя самого (разумеется, только какие-то отдельные качества, которые ему не претили — Юкинари был умным, чутким зеркалом)…
После каждой встречи с императором он пытался оценить происходящее беспристрастно, прокручивал в голове все детали и все больше убеждался в правильности своей догадки: император хочет сделать его своим союзником. Если бы Юкинари всего лишь хотел убедить его в могуществе своей страны и внушить уважение, чтобы достичь лучшего результата на переговорах, он бы тянул за другие рычаги. Нет, император осознанно пытался вызвать в нем симпатию. И даже та на первый взгляд случайная встреча в торговом квартале Синдзю и трогательная дружба Юкинари с девочкой Момоко — даже это, возможно, было подстроено.
С другой стороны, что это меняло? Юкинари ведь действительно был умён до гениальности, был прекрасным трудолюбивым правителем, искренне заботился о стране — результаты были видны каждому, — а что знал о своих достоинствах и стремился использовать их в собственных целях, так это разве грех?
Можно ли назвать человека лицемерным, если он, по сути, не врет и не притворяется кем-то другим, но заранее обдумывает каждое свое слово и поступок и показывает собеседникам именно то, что они хотят увидеть? Тщательно взвешенная доброта, тщательно контролируемая искренность… Гэрэл не мог сказать, смущает его этот специфический талант или еще больше восхищает.
Он осознавал, что его детская очарованность Юкинари бессмысленна и ни к чему хорошему не приведет. Пытался защититься от радости, которую испытывал при встречах с ним, потому что эта необъяснимая радость мешала ему мыслить ясно. Скоро Юкинари исчезнет из его жизни или, хуже того, станет его врагом. Хотя временами он почти забывал о том, что они враги. Император, казалось, тоже.
Что Юкинари на самом деле думал о нем? Было похоже, что эти игры и разговоры доставляют императору удовольствие. В то же время Гэрэл не мог не думать о том, что император очаровывал его целенаправленно, желая приобрести ценного союзника в будущей войне, и каждое его слово, возможно, было продумано заранее.
Возможно, разговоры с Гэрэлом забавляли его, или же Юкинари, как и Токхын, интересовался сверхъествественным, поэтому беловолосый
Глава 8. Сломанный мир
С такими мыслями он в очередной раз направлялся вечером в сад. До официальных переговоров оставалась неделя, и ему казалось, он знает, о чем пойдет разговор за очередной партией в «Туман и облака».
И он отчасти угадал.
Император сидел на той же террасе за тем же чайным столиком. На столе, как обычно, стояли две чашки, и заранее была приготовлена доска для «Тумана и облаков» — его ждали.