— Да, есть немного. Но ведь если бы не их вмешательство… — даос доверительно наклонился к Гэрэлу и повторил почти то же, что сказал ему в такой же беседе Юкинари, только с каким-то другим смыслом, словно делясь секретом, — …мы ведь не были бы самими собой, каждый из нас был бы обычным, скучным человеком.
На секунду сквозь шедший от алхимика густой перегар пробился знакомый Гэрэл горько-пряный запах — запах
Даос заметил это крошечное движение и, что еще удивительнее, правильно его истолковал.
И издевательски осклабился.
— Ах да, я забыл — вы ведь и есть
Ху-сяньшен так же легко читал чужие мысли, как Юкинари. (Может, он и правда мысли читает, подумал Гэрэл, —
Гэрэлу хватило сил сохранить непроницаемое выражение лица и спокойно сказать:
— Извините, господин астролог или кто вы там, я боюсь, что совершенно не хочу вас слушать. Вы отвлекаете Ван Фусина от работы, да и у меня не так уж много свободного времени.
Господин Лис передёрнул плечами и ушёл, по дороге бормоча гадости про грубиянов-военных. Выглядел он при этом, правда, скорее довольным, чем обиженным.
Жизнь во дворце Токхына с каждым днём становилась для Гэрэла всё более невыносимой.
О Юкинари Гэрэл учился думать в прошедшем времени. Того Юкинари, которого он знал, больше не было.
Он лишился даже такой малости, как имя: Токхын звал его Тенью, и тот откликался на это прозвище. Впрочем, Гэрэл ничего против этого не имел: Тень и Тень — а как ещё звать человека, у которого нет ни сердца (он ведь своими глазами видел тот разрез на груди), ни лица (на людях мертвец так и продолжал носить повязку), который только и может, что следовать всюду по пятам за своим господином?
Это было не так, как если бы в его тело вселился злой дух, как в тех
Исчезли, конечно, и знакомые жесты и мимика, взгляд стал чужим. Лицо Юкинари теперь ничего не выражало — как у куклы.
Как же это, оказывается, страшно, когда знакомые глаза смотрят пустым и незнакомым взглядом.
На заданные вопросы он отвечал. Если не удавалось ответить односложно, он давал развернутый ответ — правдивый и точный; что бы у него ни спросили, он отвечал с бесстрастной покорностью, его голос всегда звучал спокойно и размеренно.
Токхын какое-то время развлекался, задавая Тени вопросы, которые у живого Юкинари вызвали бы стыд, гнев или обиду. Правда, эта игра быстро надоела ему — было неинтересно оскорблять того, в ком не осталось никаких чувств.
Вместо Юкинари стыд и вину чувствовал Гэрэл, потому что мог просто уйти и не слушать, но он слушал.
— Тень, тебе… нет,
— Да.
— В бою?
— Не только.
— А когда
Тень смотрел на императора спокойно, не мигая. Совершенно нелюдской взгляд. Неудивительно, что в присутствии придворных император заставлял его надевать на глаза повязку.
—
Каждый раз, когда Юкинари говорил о себе в третьем лице, Гэрэла передергивало. Впрочем, если бы он говорил «я», было бы, наверное, еще хуже.
— Юкиёси?.. — император обернулся к Гэрэлу за подсказкой.
— Младшего брата, — сказал Гэрэл.
— О, он убил своего брата? Хорошие дети так не делают. И зачем же? И как это было?
— Брат ненавидел
— Понятно, — протянул Токхын даже с некоторым уважением.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал Гэрэл.
Перед кем, спрашивается, ему было неловко — перед мертвецом?
«Он пришел ко мне, когда мне было двенадцать. У меня бывали плохие дни…» — вспомнилось ему.
И еще: «По некоторым причинам мне тяжело убивать людей…».
Внезапно ему в голову пришла одна мысль. Он ведь может просто спросить обо всем, что казалось ему неискренностью; врал ему Юкинари или нет, действительно ли он хотел разделить с ним свою мечту… Так просто. Если спросить, живой мертвец даст правдивый ответ.
Мысль об этом показалась ему настолько мерзкой, что Гэрэл постарался тут же выбросить ее из головы, но не получилось.
— Позовольте и мне спросить кое о чем, государь, — попросил он, ненавидя себя.