Сломать отличницу

Сворачиваюсь клубком, равнодушие пронзает с головы до пят, подтягиваю рукой плед, накрываюсь с головой. Прикрываю глаза и старюсь выключить слух, чтобы стать незаметной для мира и мир был невидим мне.

Но я слышу, как Родион уходит, через какое-то время возвращается, теребит меня за плечо, тянет на себя плед, чтобы открылась моя голова. Предлагает выпить ромашку, не чай, а отвар. Что-то ещё рассказывает, отвлекает, а мне всё равно, не слышу и не слушаю, но фон не напрягает.

Хорошо, я сегодня пропустила школу; что случилось, будь я на уроках, переменах, доступной для насмешек, улюлюканий, — страшно представить!

Атласов всё же заставляет меня приподняться, выпить тёплый напиток. Сам в это время поправляет подушку, одеяло. Потом забирает пустой стакан и снова уходит, а я почти тут же отключаюсь. И уже до утра.

Просыпаюсь от жары, один бок словно пылает в огне, ворочаюсь, не разлепляя глаз. Слева слышу тихое посапывание и резко поворачиваюсь. Первым делом хочется скинуть наглого Атласова со своей кровати, но потом…

Невольно начинаю рассматривать его умиротворённое лицо без единой родинки или прыщика, довольно густые брови, прямой нос, скулы, красиво выделяющиеся на лице, губы светлые, ассиметричные, плотно сжатые, словно всё напряжение сна забрали себе. Кожа не светлая, ближе к смуглой, наверное, ещё летний загар держится.

Я никогда раньше не оценивала его внешность, а ведь Родион действительно красив. Не удивительно, что некоторые девчонки мечтают пообщаться с ним поближе. Такие, наверное, сейчас злорадствуют больше всех. Но спит он всё же рядом со мной!

Господи, откуда у меня такие мысли шуршат в голове? Нашла о чём думать или переживать!

Пытаюсь скинуть руку Атласова, но он неосознанно притягивает меня ещё ближе. Жара превращается в настоящее пекло, но я терплю. Не хочу будить, ведь ещё слишком рано, быть может, часов пять, мой-то организм привык к таким подъёмам, но не его.

Ещё раз пытаюсь выбраться из объятий, ровно тот же результат. Шумно вздыхаю, а Атласов начинает ерзать. Вчера накрыл меня и покрывалом, и пледом, заботливый до невозможности! Так и лежим.

Смотрю в потолок, прислушиваясь к своим ощущениям, нет вчерашнего убитого состояния, раздрая, даже невероятной усталости. Да, по-прежнему нет поводов для веселья, но и для отчаяния тоже. Может, про сломленную я погорячилась?

— Доброе утро! — подкравшись, приветствует бабушка.

Вскидываю на неё испуганный взгляд, лишь бы она поняла правильно, а то мало ли, ба вроде бы без предрассудков, но не настолько "продвинутая", чтобы плевать на нормы приличия.

— Доброе! — шепчу ей в ответ и наблюдаю за её реакцией.

— Вставай и постарайся не будить молодца! — кивает на моего соседа по сну и уходит.

Внизу ещё и дед. Мне хана…

Открывается второе дыхание, обостряются все чувства разом, и я выскальзываю из-под одеяла, скатываясь на пол. Нащупываю на тумбочке резинку, собираю волосы, которые за ночь прилично разлохматились. Подцепляю полотенце и иду умываться.

После спускаюсь на кухню, где бабушка с дедушкой уже завтракают.

— Доброе утро! — приветствую их, наливая себе лимонную воду, которую выпиваю залпом.

— Доброе! — сухо отвечает дед, и я спиной чувствую его тяжёлый взгляд.

Поворачиваюсь и подхожу к столу, на меня тоже ведь накрыто, неприлично отказываться, хотя и кусок в горло не лезет. Бабушка наливает мне душистый чай, по запаху понимаю, что заварила она с чабрецом и зверобоем.

— Почему нам не рассказала, что тебе пытаются навредить? — пытливо заглядывая в мои глаза, спрашивает дед.

— Там мелочи… — говорю тихо, не поднимая головы.

— Почему нам не рассказала, что тебе пытаются навредить? — спокойно повторяет свой вопрос, давая понять, что ответ его не устроил.

— Не хотела беспокоить вас, потому что могу справиться сама.

— Семью нужно беречь и защищать, но не в ущерб ей. Если тебе станет хуже, думаешь, кому-то из нас полегчает?

— Нет, но… Это пустяки!

— Да? И давно нарушение неприкосновенности жилища считается пустяком? — явно начиная злиться, спрашивает дед.

Смотрю то на него, то на бабушку, которая пожимает плечами, не желая вмешиваться в воспитательную беседу.

— Василина? — требует ответа дед.

— Это не пустяк, но мне… — так сразу и не соображу, что нужно ответить, чтобы унять беспокойство близких.

— Мы поговорили с парнем, он уже забыл сюда дорогу, — возникая в дверном проёме, отвечает за меня Родион. — Доброе утро!

— Поговорили значит… — наливая себе чай, повторяет дед, и мы все напряженно ждём его вердикта. — Принято!

Кажется, наш облегченный вздох был слишком шумным, но кого это заботит, если дед сделал вид, что ничего не заметил.

— Проходите к столу, Родион, позавтракайте с нами, — приглашает бабушка, давая мне знак накрыть ещё на одного человека.

Поднимаюсь и встречаюсь взглядом с ещё сонным Атласовым. Он выглядит помятым, квёлым. Но улыбается искренне, сканируя моё настроение, а потом подмигивает и, проходя мимо, касается своей руки моего предплечья.

— Привет, — хриплым шёпотом здоровается только со мной.