Сломленные

Она размыкает губы, наверное, чтобы сказать мне отвалить, но потом, похоже, передумывает. Она наклоняет голову, и я тут же понимаю в чём именно подставился.

— Один вопрос за десять поднятий ног.

— Не-а, — отзываюсь я, уже отвернувшись. — Ни за что.

— Давай же, — подзадоривает она, обходя кругом, чтобы встать передо мной. — Разве тебе не хочется узнать, почему горячая двадцатидвухлетка, со всеми её преимуществами, отсиживается здесь, в Мэне?

Я оглядываюсь на неё через плечо.

— Ты только что назвала себя горячей?

Оливия улыбается «попался» улыбкой.

— А разве я не горячая?

Я пробегаюсь по ней глазами. Да.

— Возможно.

— Так ты в деле? Десять поднятий ног за один вопрос?

Я мешкаю, хотя мой разум требует, чтобы я сейчас же ушёл.

— Мне достанется настоящая история? — осведомляюсь я. — Или какая-нибудь уклончивая хрень?

— Я подарю тебе честное откровение, но никаких гарантий, что это будет целая история. Окончательное предложение.

— Не годится.

Она тяжело вздыхает.

— А как насчёт этого: я подарю тебе честное откровение и разрешу давать мне указания на завтрашней пробежке?

Я прикладываю руку к груди.

— Не могу поверить, что это происходит. Все мои мечты сбываются.

— Ты в деле или нет, Лэнгдон?

Катись отсюда. Проваливай, чёрт возьми.

Её зелёные глаза практически кричат о вызове. И — что интригует даже больше — о секретах.

— Да пошло оно. Я в деле.

Глава тринадцатая

Оливия

Так, ладно. Данное мной согласие отвечать на вопросы Пола Лэнгдона не войдёт в «Зал славы моих лучших решений». Но, если быть до конца честной, в последнее время я вообще не особо удачлива в принятии решений, так что всё нормально.

Тем не менее, от мысли о возможности проболтаться легче не становится, пусть я и намереваюсь подвергнуть цензуре любую, чёрт возьми, правду, что бы мне ни пришлось ему рассказать.

На какую-то долю секунды я уже почти решаюсь отступить и сказать ему, что не собираюсь разбрасываться откровениями только лишь для того, чтобы подкупить его делать то, чем он должен был начать заниматься давным-давно и без того.

Но потом замечаю напряжение в выражении его лица, когда он смотрит на ожидающий его тренажёр для ног. Он нервничает. То есть, он ещё и злится, а это значит, что, по всей видимости, не я одна в ярости от того, что меня загнали в угол.

Но вовсе не гнев Пола подталкивает меня проглотить гордость и пойти на сделку, даже за счёт своей личной жизни. А его тревога.

Он боится облажаться.

Когда Пол направляется в сторону тренажёра для ног так, будто это гильотина, я мысленно перелистываю «Базовый курс сиделок», в котором, кажется, расписаны подходящие случаю зажигательные речи. Мы должны быть для наших клиентов кем-то вроде чирлидеров, но этому парню нужно кое-что иное. Ведомая исключительно инстинктами, я вытягиваю руку и смачно шлёпаю его по заднице.

Он останавливается, бросая на меня недоверчивый взгляд через плечо. К слову, через очень славное и красиво очерченное плечо.

— Что это было? — рявкает он.

Я пожимаю плечами, будто тронуть его твёрдую и, эм, идеальную ягодицу — плёвое дело.

— Мне показалось, что тебя нужно немного приободрить.

Он вскидывает брови.

— Ох, точно. Мне может пригодиться кое-какая поддержка. Почему бы мне не показать тебе, какое поощрение могло бы завести мой механизм? — его взгляд падает на мою грудь, и мои соски напрягаются в ответ.

Ну… дерьмо. Вот и аукнулось.

Я подгоняю его дальше.

— В темпе, Лэнгдон. В моём распоряжении не весь день. Женщинам тоже нужно заниматься спортом.

Он одаривает меня понимающим кивком.

— Упражнения Кегеля. Я понял.

Я корчу рожицу и тычу пальцем в скамейку.

— Сядь.

Теперь на его лице ни капли страха. Оно совершенно пустое, как будто он подготавливает себя к провалу.

— Хорошо, — говорю я, огибая тренажёр и радуясь тому, что мама отправляла меня заниматься с персональным тренером с шестнадцати лет. Сейчас мне это кажется немного ненормальным, но я, по крайней мере, знаю, как обращаться с силовыми тренажёрами.

Правая его нога тут же ложится на заданное место, но он колеблется, прежде чем привести в нужное положение левую. На нём голубые спортивные штаны, поэтому моему взгляду недоступна его травмированная нога, и, как бы не ненавистно мне было признавать, я вроде как этому рада.

Одарённая такой возможностью, я могла увидеть её и прошлой ночью, когда нарвалась на него, одетого в одни только боксёры, но волновалась о других, куда более важных вещах. Например, о том, что у парня серьёзные проблемы со сном. И что он умудрился за рекордно короткий промежуток времени найти подход к моему телу.

Я качаю головой, чтобы её прочистить, старательно избегая его глаз.

— Ты покраснела, — замечает он. — О чём думаешь?

Бросаю на него свирепый взгляд. Уверена, он-то точно знает, о чём я думаю. На его лице мелькает что-то (раскаяние?), и на мгновение мне кажется, что он собирается принести извинения за прошлую ночь. Он должен извиниться.