После этого разговоры практически сошли на нет. По мере того как уменьшался уровень жидкости в бутылке и траулер обступала ночь, наша речь становилась все более медленной и все менее связной. Мир сузился до палубы, очертаний мостика и жалкой пригоршни звезд, проглядывавших сквозь пелену облаков. Мы отлипли от релинга и уселись на палубу, привалившись к идеально подходящим для этой цели выступам надпалубных сооружений.
В один прекрасный момент Депре неожиданно спросил:
– Ковач, а тебя в баке выращивали?
Я поднял голову и сфокусировал на нем взгляд. Это было популярное заблуждение, насчет чрезвычайных посланников, и слово «баклан» было столь же популярным оскорблением на полудюжине планет, куда меня в разное время отправляли. Однако уж от бойца войск специального назначения…
– Разумеется, нет. А тебя?
– Меня-то, блин, точно нет. Но посланники…
– Ну а что посланники? Нас припирают к стенке, разбирают психику в виртуале на мелкие части и перестраивают заново с навыками, без которых мы в нормальных обстоятельствах предпочли бы обойтись. Но по большей части мы все-таки обычные люди. Естественное взросление обеспечивает базовую гибкость, без которой в принципе трудно обойтись.
– Да не особенно трудно, – покачал пальцем Депре. – Можно создать конструкт, запустить ему виртуальный жизненный цикл на ускоренных оборотах, а потом загрузить в клон. Такая штука может даже и понятия не иметь, что не росла естественным манером. Ты сам можешь такой штукой и быть, если уж на то пошло.
Я зевнул:
– Ну да, ну да. Как и ты, кстати сказать. Как и любой из нас. С этой вероятностью приходится мириться при каждом новом переоблачении, каждой новой ОЧС-трансляции, и знаешь, почему я уверен, что со мной этого не произошло?
– Почему?
– Потому что никто в здравом уме не запрограммировал бы такие мудацкие жизненные обстоятельства, как мои. Они еще в ранней юности сделали меня социопатом со спорадически проявляющейся склонностью к насилию и тенденцией к нарушению субординации, а также эмоциональной непредсказуемостью. Зашибись, какой из меня боевой клон, Люк.
Он расхохотался, а через мгновение к нему присоединился и я.
– Это, однако, наводит на мысли, – заметил он, отсмеявшись.
– Что?
Он обвел рукой пространство перед собой:
– Да все вот это. Этот берег, это спокойствие. Тишина. Может, это все всего-навсего какой-нибудь военный конструкт. Место, куда нас залили на время смерти, пока решают, куда перебросить дальше.
Я передернул плечами:
– Ну так наслаждайся, пока дают.
– Что, ты бы мог получать удовольствие в таком месте? В конструкте-то?
– Люк, после всего, что я насмотрелся за последние два года, я бы получил удовольствие даже в зале ожидания для душ проклятых.
– Очень романтично. Но я-то говорю о военном конструкте.
– Это мы просто не договорились о терминах.
– А ты что, считаешь себя про́клятым?
Я снова глотнул заубервильский виски и сморщился, когда он обжег мне рот:
– Это была шутка, Люк. Острю я так.
– А… Предупреждать же надо, – он внезапно склонился вперед. – Можно вопрос? Тебе сколько было, когда ты первый раз убил человека, Ковач?
– Можно, если только вопрос не личный.
– Мы можем погибнуть на этом берегу. По-настоящему умереть.
– Если только это не конструкт.
– Что, если мы действительно прокляты, как ты и сказал?
– Это не причина выворачивать перед тобой душу.
Депре скорчил рожу:
– Ладно, давай о чем-нибудь другом. Дрючишь ли ты археолога?
– Шестнадцать.
– Чего?
– Шестнадцать. Мне было шестнадцать. По земному стандарту – скорее, восемнадцать. У Харлана меньшая скорость вращения.
– Все равно рано.
Я поразмыслил:
– Да не, самое время. Я ошивался в бандах с четырнадцати. Пару раз до убийства уже и так почти доходило.
– Так это были какие-то бандитские дела?
– Это было черт-те что. Мы попытались кидануть тетраметового дилера, но он оказался круче, чем мы ожидали. Все убежали, а я попался, – я опустил взгляд на свои ладони. – Потом я оказался круче, чем он ожидал.
– А стек его ты вырезал?
– Нет. Просто унес побыстрее ноги. Слышал, что после переоблачения он пытался меня отыскать, но я к тому времени уже завербовался. Его связи были не так хороши, чтоб он мог залупаться на военных.
– А уж в армии тебя научили убивать по-настоящему.
– Уверен, что как-нибудь и сам бы до этого дошел. А что насчет тебя?
Какая-нибудь похожая херня?
– Да нет, – сказал он беспечно. – У меня это в крови. У моей семьи на Латимере связь с армией сложилась исторически. Мать была полковником латимерских межпланетных десантных войск. Ее отец – коммодором флота. Брат и сестра оба в армии, – он улыбнулся, блеснув в полумраке новенькими, свежеклонированными зубами. – Можно сказать, мы урожденная военщина.
– А что насчет твоей специализации? Вписывается она в военную историю твоей семьи? Они не разочарованы, что ты не в командирах? Если это не личный вопрос.
Депре пожал плечами:
– Солдат есть солдат. Нет особенной разницы, каким конкретно образом ты совершаешь убийство. По крайней мере моя мать считает именно так.
– А каким было твое первое?