Сломленные Фейри

Черт, как же она страшна для ребенка.

— Я слежу за тобой, Вампирша, — шипела она, указывая прямо на меня. — Если после этого маленького визита я увижу на лице Данте что-то кроме широкой улыбки, то ты труп. Ты поняла?

— Конечно, — легко ответила я, не желая вызывать у нее никаких проблем. Я узнала ту защитную любовь, которая горела в ее глазах. Когда-то у меня тоже был человек, ради защиты которого я готова была убить, и я могла уважать ее чувства по поводу всей этой хреновой ситуации.

— A morte e ritorno, — предупреждающе прорычала она и снова превратилась в Волка, когда ворота распахнулись, чтобы впустить нас.

— Теперь ты можешь снова открыть глаза, — заверила я Леона, и он заглянул между пальцами, после чего вздохнул с облегчением и направил машину вверх по дороге.

По мере приближения к дому на нас то и дело сыпались магические заклинания обнаружения, и я вздрогнула от знакомого прикосновения магии Данте, которая подтвердила нашу личность и позволила нам пройти. Я не сомневалась, что Феликс или любой из Лунного Братства, попытавшийся проникнуть в это место, столкнется с совершенно иным ответом на мощные заклинания, призванные не пускать врагов Клана Оскура.

Нервная энергия наполнила меня, когда я взглянула на белый особняк, который Данте называл своим домом, и Леон заглушил двигатель. Он, как полный засранец, перепрыгнул через дверь, чтобы выйти, и смех сорвался с моих губ, когда он обогнул машину и открыл для меня дверь.

Он взял мою руку и держал ее, пока мы поднимались по ступенькам к дому, и дверь открылась еще до того, как мы добрались до крыльца, огибающего здание.

В горле у меня образовался комок, когда я посмотрела на Данте, который стоял, занимая весь дверной проем своими широкими плечами, и проводил рукой по своим черным волосам, чтобы убрать их с лица.

На его челюсти росла темная щетина, а черный домашний свитер, который он носил, был так туго натянут на его огромную фигуру, что я могла бы поклясться, что он еще больше вырос за то время, что мы провели в разлуке. День был жарким и знойным, а баскетбольные шорты, которые он надел в соответствии с погодой, позволили мне хорошо рассмотреть его мощные бедра.

Черт возьми, этот мужчина великолепен.

Его темный взгляд прошелся по моему телу в тонком бирюзовом платье для пляжа, которое я надела поверх бикини. Моя кожа была покрыта золотистыми поцелуями солнца, и пока он впивался в каждый сантиметр моей плоти, клянусь, я чувствовала жар его лучей на себе с такой силой, что пот струился по моему позвоночнику.

— Le parole non possono descrivere la tua bellezza, amore mio (п.п. Словами не описать твою красоту, любимая), — сказал он своим глубоким голосом, и дрожь удовольствия пробежала по моей коже, когда он заговорил со мной на своем родном языке.

Взгляд Данте упал на мою руку, которую все еще держал Леон, а затем переместился прямо к моим глазам с серебряными кольцами. Боль плясала в его взгляде кратчайшие мгновения, прежде чем он скрыл ее улыбкой и отступил назад, чтобы впустить нас.

Леон ободряюще сжал мои пальцы и ухмыльнулся, прежде чем поприветствовать Данте, и воздух наполнился звуками их болтовни, когда они оба задавали бессмысленные вопросы о том, как прошло их лето. Данте обменивался историями о войнах своих банд с рассказами Леона о его последних ограблениях, а я просто купалась в звуках их голосов, следуя за ними по огромному дому.

Никого не было видно, и я могла только догадываться, что Данте приказал им держаться подальше, потому что я точно знала, что это место всегда бурлило членами его стаи и семьи.

Мы шли по огромным коридорам, пока не подошли к филигранным воротам, которые открылись от прикосновения руки Данте. — Только Альфа может открыть эти ворота, — объяснил он, проведя нас через них и снова закрыв за нами. — Нас никто не потревожит, пока я не решу пропустить кого-нибудь еще.

Они с Леоном продолжали болтать обо всем и ни о чем, ни разу не затронув тему, которая встала между нами тремя, пока мы следовали за Данте в его личное крыло дома. Он полусерьезно жаловался на то, что с тех пор, как он вернулся, половина членов его семьи по ночам забирается в его спальню и ложится с ним спать. Но поскольку он только что сказал нам, что все, что ему нужно сделать, чтобы не пускать их, это закрыть ворота, я поняла, что он совсем не против этого.

Когда мы добрались до верха лестницы, он провел нас через резные деревянные двери с выгравированным на них именем Оскура и стаей Волков, бегущих при полной луне.

Мы вошли в комнату с огромной кроватью с четырьмя столбиками в центре и темной мебелью, украшающей кремовое пространство. На стенах висели настенные росписи ручной работы, на каждой из которых были изображены разные Волки, а на одной — огромный морской Штормовой Дракон, летящий сквозь облака.