– Ваше сиятельство, пересказ всего, что случилось с нами, занял бы слишком много времени, – ответил я, пытаясь догадаться, много ли из того, о чем хочет услышать надим, уже известно ему. Он назвал меня по имени, хоть я и не представился ему, как того требовали правила. Это было напоминанием – возможно, намеренным – о том, что сидевший перед нами столь обходительный вельможа был, помимо прочего, главой тайного сыска халифа.
– Вечер еще совсем юн, а повествования о странствиях не бывают скучны, – возразил он. – Расскажи мне, с чего началось твое путешествие.
И я начал рассказ о том, как меня призвали в кабинет Алкуина, где я увидел рог тура, как король Карл самолично повелел мне отправиться в Нортланд и приобрести там белых животных, которые ныне находятся на другом берегу реки. Я умолчал о так и не разгаданном покушении на меня в Каупанге и о странных событиях в Риме и Средиземноморье. Что же касается гибели тура, то я объяснил ее тем, что зверь сбежал и был убит львами, но не стал говорить, что его выпустили из клетки намеренно. Я опасался, что такие подробности отвлекут надима от основной цели, ради которой были предприняты эти странствия, – доставить халифу животных от Карла в знак королевской дружбы.
Джафар внимательно слушал, слегка склонив голову набок. Он лишь дважды прервал меня: первый раз – чтобы спросить о том, как выглядит король Карл и каково было его мнение о дарах, полученных из Багдада, и второй – желая подробнее разузнать об Алкуине и его роли советника короля.
– Ты и твои спутники будете достойно вознаграждены, – сказал надим, когда я закончил рассказ. – Доставить животных на столь великое расстояние и сохранить их живыми, за исключением этого огромного быка, – великий труд.
Что-то в его голосе навело меня на подозрение, что пожелать выслушать повесть о нашем странствии его заставило не только любопытство, но и какие-то свои, неведомые мне причины. И следующие слова главы тайного сыска подтвердили мое беспокойство.
– Возвращаясь к началу твоих странствий… – произнес он столь же благосклонным и любезным тоном, как и прежде. – Ты говорил, что король Карл отправил тебя в Нортланд, чтобы ты приобрел там белых зверей, ибо подобные создания окажутся диковиной, не виданной прежде в Багдаде.
– Совершенно верно, ваше сиятельство, – ответил я. – Король Карл показал мне книгу, бестиарий, и указал в ней белых животных, которых мне надлежало искать.
– Книгу?
– Я привез с собой список с нее, ваше сиятельство. Это еще один дар Карла повелителю правоверных. Увы, я не догадался взять ее с собой нынче вечером.
– В этом не было нужды, – сказал надим, небрежно махнув рукой. – Нынешняя наша встреча, как вы видите, приватная. Уверен, что эмир правоверных не без удовольствия прочтет эту книгу. Это должно убедить его… да и меня.
Затем, вероятно, заметив изумление на моем лице, он добавил:
– Нас изрядно удивил цвет животных, которых выбрал для подарка король Карл.
– Прошу прощения, ваше сиятельство, но я не понимаю вас, – пробормотал я, начиная подозревать, что дело оборачивается дурно.
Несколько мгновений Джафар пристально изучал выражение моего лица.
– Кое-кто может счесть, что присылка в дар белых животных – это оскорбление, – объяснил он наконец.
Меня словно ударило под дых. Только тут до меня с запоздалой ясностью дошло, что черный как вороново крыло цвет одежды надима имеет определенное значение.
– Но короля Карла твердо заверили, что белый – это королевский цвет халифата, а нам сказали, что в Круглом городе все должны ходить в белом… – выговорил я срывающимся голосом.
– Последнее верно, – согласился визирь. – В Круглом городе носят белое, дабы никто не выделялся дорогими одеждами или яркими цветами. Но любой, кто допущен пред лик халифа, обязан ходить в беспросветно-черном. Это цвет тюрбана, который носил пророк Аллаха – да
– Ваше сиятельство, – промямлил я, – король Карл отнюдь не намеревался нанести обиды вашему властелину!
Мой высокопоставленный собеседник подался вперед:
– И нам очевидно, что твой король не был осведомлен о том, что белый – это цвет, предписанный при своем дворе узурпатором Андалузии, ложным эмиром Кордовы.
Во рту у меня совсем пересохло. Я как наяву услышал слова Алкуина о непримиримой вражде между Харуном и эмиром Андалузии, о том, что предки Харуна истребили в борьбе за власть род эмира и объявили себя единственными истинными хранителями ислама.
В глазах Джафара вдруг сверкнул озорной огонек:
– Зигвульф, не стоит так ужасаться. Попытаться намеренно нанести таким образом оскорбление халифу мог бы только полный глупец, я так и скажу ему.