Слон императора

Аллея внезапно уперлась в поляну шагов двадцати в поперечнике. Земля там была застлана дорогими коврами, а посередине красовался мелкий бассейн, выложенный плиткой. На поверхности воды медленно дрейфовали огоньки маленьких светильников, стоявших на подносах из червонного золота в форме листьев водяных лилий. С берега к воде склонялось небольшое деревце, на ветке которого сидел, глядя вниз и готовясь нырнуть, пестрый зимородок. Все вокруг – каждое перышко птицы, каждый листочек – выглядело совершенно живым, и, лишь пристально вглядевшись, я понял, что и дерево, и птичка были рукотворными. Дерево оказалось сделанным из золота и серебра, а зимородок был обязан своими чудесными оттенками сплошь покрывавшим фигурку мелким зеленовато-синим, ярко-оранжевым и лазурным самоцветам. Пока я в восторге разглядывал эти чудесные изваяния, вода прямо под ними легонько плеснулась, и на поверхности, словно желая поддразнить птичку, показалась золотая рыбка – на сей раз настоящая. Тогда я сообразил, что именно рыбы своим движением заставляли светильники перемещаться по воде, так как вечер был совершенно безветренным.

Подле бассейна на невысоком диванчике сидел мужчина лет тридцати в совершенно черном одеянии – как я решил, хозяин всего этого великолепия. Рядом с ним я увидел мальчика лет девяти или десяти. Между ними стояла разграфленная на квадратики доска с фигурками из слоновой кости.

– Добро пожаловать в Город мира, – произнес, взглянув на нас, мужчина. Затем он поднялся и, обогнув бассейн, направился к нам навстречу. Мои глаза уже привыкли к полумраку, и я разглядел, что он очень хорош собой – строен, изящен, с правильными чертами лица. В темных, почти женских глазах светился из-под длинных ресниц незаурядный ум. Тонкий пояс, усеянный изумрудами, не только придерживал полы его черного шелкового кафтана, но и подчеркивал тонкую талию хозяина дворца. А к черному тюрбану спереди была приколота брошь в виде фонтанчика из бриллиантов.

Наш провожатый низко поклонился, а затем, не говоря ни слова, попятился и скрылся в темном саду.

– Меня зовут Джафар. Я считаю за удовольствие приветствовать вас от имени владыки правоверных. – Друг халифа говорил внятно, делая в словах выразительные ударения, что как нельзя лучше соответствовало его внешности.

– Мы почитаем за честь ваше приглашение и очень рады, что наконец-то достигли чаемой цели нашего путешествия, – почтительно ответил я.

Джафар щелкнул пальцами. Звук был настолько слаб, что я еле-еле расслышал его. Однако из темноты тут же материализовался слуга.

– Попрошу подушки и что-нибудь освежающее для моих гостей, – пропел хозяин и, повернувшись к сидевшему на диване мальчику, сказал: – Позвольте представить вам моего юного друга Абдаллаха. Он близок к тому, чтобы обыграть меня в шахматы, но завершение игры мы отложим до тех пор, пока вы не расскажете мне, что я могу сделать, чтобы вы испытали удовольствие от пребывания в нашем городе.

Не успел я произнести ни единого слова в ответ, как на поляну чередой вышло полдюжины слуг. Двое из них несли инкрустированный поднос величиной с тележное колесо, уставленный тарелочками. Другие притащили большие бархатные подушки и уложили их возле бассейна – так, что, когда Джафар жестом предложил нам сесть, мы оказались лицом к надиму. Он же устроился на барьере бассейна. Мальчик Абдаллах наблюдал за происходившим с того же диванчика, на котором сидел прежде.

Я открыл было рот, чтобы заговорить, но визирь остановил меня движением поднятой ладони:

– Прежде прошу есть и пить. Вечер располагает к удовольствиям.

Из-за моей спины бесшумно выдвинулись двое слуг. Один держал лохань, а второй – кувшин, из которого полил мне на руки душистой воды, а потом предложил мне полотенце. Как только они удалились, явился очередной слуга с крохотными и тонкими, как яичные скорлупки, сосудами для питья, расписанными бело-синими узорами. Затем еще один прислужник наклонился и налил в них из точно так же разукрашенного кувшина бледно-золотистую жидкость. Взяв свою посудину, я почувствовал ладонью прохладу и догадался, что питье охлаждено тем самым доставленным с гор льдом, о котором мне рассказали в зверинце. Я сделал небольшой глоток. Напиток, оказавшийся смесью каких-то неведомых мне соков, приятно пощипывал язык.

Хозяин же ждал, чтобы мы могли вкусить поднесенной нам пищи. Я попробовал маринованную рыбу, оказавшуюся одновременно и кислой, и сладкой на вкус, и курятину, замаринованную в другом соусе, в составе которого я не смог опознать ничего, кроме апельсинов и имбиря. Когда же дело дошло до сладких блюд, запах корицы пробудил во мне живое воспоминание о трапезе, которую мы делили в Риме с номенклатором.

– Зигвульф, я с великим нетерпением жду повествования о твоем путешествии, – любезно сказал, наконец, Джафар, посмотрев на меня.