Слониха-пациентка

Авиакомпании США и Европы часто настаивают на том, чтобы живой груз прибывал в аэропорт за два, а то и три часа до вылета; меня всегда это жутко бесит. На Кубе же, где и Аквариум, и Академия наук, и Управление торговли, и авиакомпания — все в подчинении правительства, я находил возможность делать правила более гибкими путем настоятельного увещевания. Вот образчик подобного ультиматума: «Я подпишу документ об оплате денег моим клиентом вам, Управлению торговли, если я смогу заручиться полной поддержкой Аквариума в виде предоставления мне быстроходного, хорошо налаженного грузовика и множества работников для погрузки тяжелых ящиков с животными и если авиакомпания дозволит мне прибыть с моими дельфинами на взлетную полосу, когда все пассажиры уже закончат посадку и самолет будет готов к отлету, с тем чтобы сразу после молниеносной погрузки люки были закрыты, а моторы заведены. Чтобы содержать животных в прохладе, мне потребуется ночной рейс, а бортинженер должен быть готов регулировать температуру в грузовом отсеке согласно моему инструктажу, и животных следует разместить на борту таким образом, чтобы сразу по прибытии в пункт назначения мы имели возможность выгрузить их в первую очередь. Все вышеперечисленные условия достижимы в Соединенных Штатах, и я надеюсь, что то же самое — если не в лучшем виде — достижимо и на Кубе». Разумеется, все и будет сделано в лучшем виде: кому охота быть заподозренным в недостатке революционного пыла на острове, вдоль и поперек увешанном плакатами, лозунгами и транспарантами вроде: «Товарищ Фидель ведет нас дорогой революции» и «Партия и Фидель зовут нас на трудовой подвиг!». Впрочем, я заметил, что отдельные капиталисты с Запада вопреки всей этой мишуре все-таки умудряются вести свои дела на Кубе.

Нужно было сделать еще одну вещь: съездить в аэропорт и найти там обворожительную кубинку в чине майора, в роскошной блузе цвета хаки, контрастирующей с ней косынке и с великолепной прической — что-то в ней такое израильское, думал я. Она должна выписать мне разрешение и выделить группу сопровождения, пока я буду измерять грузовой отсек и дверь самолета. Обычно после этого приходится вновь звать университетских плотников и упрашивать их кое-где подрезать ящик на дюйм и сгладить углы — то ли кубинцы не понимают моих чертежей и на все мои протесты отвечают неизменным «Превосходно, компаньеро!», то ли русские не в состоянии построить двух совершенно идентичных по размеру самолетов.

Дальнейшие дела меня ожидали в Аквариуме, директором которого являлся профессор Дарио Гитарт, обаятельнейший, человечнейший и культурный человек, один из виднейших в мире специалистов по акулам, где работает младшим ветеринаром дочь Че Гевары. Вот то-то и оно: в Аквариуме множество прекрасных работников, которые встречают гостей вроде меня с изысканным радушием, предлагая отведать горы жареной карибской рыбы и упоительный коктейль «Голубой дельфин», — и нет нужного оборудования! Лаборатория-то есть, но все оснащение в ней — несколько пыльных колб и пробирок. А мне перед вылетом нужно сделать анализы крови, чтобы быть уверенным, что животные готовы к полету на все сто, — что же делать, придется посылать пробы в городской госпиталь и два дня ждать результатов! Выяснилось, что мне нужно сделать инъекции празиквантеля, чтобы избавить от любопытных паразитов nasitrema, обычно гнездящихся в дыхательных отверстиях диких дельфинов и могущих вызвать хронические свищи.

Наконец все это преодолено. Теперь можно перейти к другим делам. Ну хотя бы съездить проведать жениха, ужаленного рыбой.

Ну вот мы и в деревне, где живет наш герой. Деревня как деревня: выбеленные солнцем покосившиеся домики с немощеными задними двориками, где квохчут куры, дремлют собаки и теснятся кучки яблонь, у которых плоды сладкие, как яичный крем, тамариндов и лимонов; Хорхе повел меня по лабиринту прохладных дорожек между двориками, и мы очутились перед задней дверью дома, вся стена которого была увешана клетками с тропическими певчими птицами. Как и в большинстве виденных мною кубинских жилищ, украшением интерьера служили выцветшие обои да несколько скучных картин. На стуле у окна сидел «мой пациент», парень лет двадцати пяти от роду, в рубахе и в трусах. Его левая нога покоилась на стоящей перед ним табуретке.

— Мигель, я привез английского профессора, — сказал Хорхе; мы представились друг другу и обменялись рукопожатием. — Он поможет твоей ноге.

А с ногой у Мигеля и в самом деле было худо: она вспухла и приобрела красно-бордовый цвет от середины голени почти до самого паха. На передней стороне голени, возле нижней границы вспухшего участка, находился черный струп сантиметра три длиною, окруженный узкой полосой пурпурной шелушащейся кожи. Я наклонился и осторожно дотронулся до ноги; она была неестественно твердой и горячей.