Слониха-пациентка

Один из эпизодов программы «Животные говорят» был целиком посвящен слонам. Мне очень хотелось представить живого дамана — это такое пушистое создание размером с морскую свинку, которое тем не менее приходится ближайшим родичем слону^[26]. Даман и есть то самое животное (coney^[27]), о котором упоминается в Библии (а не кролик, как предполагают многие). В зоопарках Британии даманов не так уж много, а те, что есть, весьма пугливы и больно кусаются. Ну как с такими справиться во время съемок? Наконец Ти-Ви-эС вышло на след двух, как нас заверили, ручных даманов, находящихся в частном владении, и была достигнута договоренность, чтобы в назначенный день их привезли в Ист-Дин в Суссексе, где мы делали программу, посвященную слонам.

Все было уже готово, и мы ждали только прибытия даманов, как вдруг нам сообщили, что по непонятной причине, которая для меня так и осталась тайной, оба животных неожиданно скончались еще до того, как их успели посадить в ящик для перевозки. Переволновались, что ли, от перспективы в одночасье сделаться звездами документального телеэкрана? Мы смогли достать только одного дамана — изъеденное молью чучело на деревянной подставке. Голь на выдумки хитра! Морин, художница по гриму, тут же принялась колдовать над этим музейным экспонатом, чтобы он был похож на живого: намазала ему глицерином стеклянные глаза для блеска, приклеила усы из конского волоса взамен утраченных и даже нанесла румянец на восковые десны. Дело оставалось за малым: заставить дамана что-то делать!

Я предложил директору картины наполовину засунуть чучело в мешок с зерном, наполненный до краев. Привяжем нейлоновые ниточки, и пусть ответственный за декорации побудет немного кукловодом и покажет представление, как зверек насыщается. Так он и «работал», пока я рассказывал о его биологическом значении. Но, увы, когда мы стали просматривать отснятое, то он показался нам до того смехотворным, торча по уши в зерне, что мы выбросили эту сцену из окончательного варианта.

Еще более трагичный случай произошел в тот же день при съемке эпизода, в котором я решил показать, что слоны вовсе не так страшатся мышей, как гласит молва, — а наоборот. Слоновник викторианской эпохи в зоопарке Белль-Вю кишмя кишит грызунами, и в старые добрые времена мне не раз доводилось наблюдать, как слоны и мыши благополучно кормились из одной и той же кучи зерна. Для программы «Животные говорят» мы взяли дюжину белых мышей, и я до того доверился милой старушке Рани — самой добродушной, самой любимой во всей Британии звезде цирка Джерри Коттлоа, — что даже позволил двум зверькам бегать вверх-вниз по ее хоботу. Рани счастливо урчала — как и всегда, когда она довольна. Мыши бегали вверх-вниз, пытливо обследуя толстый серый «сук», на котором они оказались. Какой умилительный сюжет для телекамеры!.. И в этот момент Рани изогнула кончик хобота, нежно взяла одну белую мышку и с наслаждением отправила в рот, словно один из так любимых ею кусочков сахару… Какой конфуз! Все были просто ошарашены!.. Эта белая мышь оказалась единственным животным, которое я потерял за многие годы работы в кино и на телевидении.

Ну а самый леденящий кровь эпизод цикла «Животные говорят», когда у всех волосы встали дыбом, случился в Порт-Лаймпне, графство Кент, где мы снимали программу, посвященную змеям. Я был вместе с Андреа в знаменитом «Зале Уистлера» Джона Эспинолла, владельца великолепных коллекций животных; темой сюжета была «дойка» ядовитых змей, в частности двух египетских кобр. Джон Фоуден из зоопарка Дрэйтон Мейнор, великолепный специалист по змеям и один из тех немногих людей, на которых я полностью полагаюсь при работе с этими исключительно опасными рептилиями, принес из Эспинолловой коллекции два впечатляющих экземпляра. У одной из змей ядовитые железы были удалены хирургическим путем в США, и потому официально она считалась безопасной. Правда, год спустя, когда мы работали с этой же змеей в программе «№ 73», она меня здорово укусила. Как только мое выступление кончилось, Джон тут же подскочил; видя, как я сосу укушенный палец, он поинтересовался, как я себя чувствую, чем привел меня в ужас. «А что такого? — спросил я в свою очередь. — Это ведь твоя обезвреженная кобра, не так ли?» «Так-то так, — ответил Джон, — но возможно небольшое онемение руки. Боюсь, у нее не полностью удалили железы, и теперь они начали отрастать снова». «Ничего себе, — подумал я, — но, по крайней мере, смерть от укуса кобры почетней, чем от укуса гадюки!» К счастью, ничего у меня не онемело, но несколько месяцев спустя я узнал, что Джон с этой змеей больше не работает. Не доверяет.