Слоновая башня

Возьми же меч свой, о человек, и вырежь сердце мое. И сожми его так сильно, чтобы кровь потекла на красный камень. А затем идти тебе вниз по ступеням сим в покой эбенового дерева, где Яра предается греховным мечтаниям желтого лотоса. Позови его по имени, и проснется он. И положи камень этот пред ним и скажи: «Иаг-коша посылает тебе последний дар свой и последнее свое чародейство». После этого ты должен тотчас удалиться из башни. Не страшись, ничто не преградит тебе пути! Жизнь человека — не совсем то, что жизнь тех, кто с Иага, и смерть, какой знают ее люди, — не то, что смерть того, кто с Иага. Освободи же меня из этой клетки искалеченного, слепого мяса, и вновь стану я Йогой с Иага, увенчанный утром, сияющий, и будут у меня крылья, чтобы летать, и ноги, чтобы плясать, и глаза, чтобы глядеть, и руки, чтобы брать!

В нерешительности приблизился Конан к чужому существу, и Иаг-коша, или Йога, который, несомненно, ощутил его колебания, показал ему, куда он должен вонзить меч. Конан закусил губы и глубоко вонзил меч в грудь чужеземца.

Кровь хлынула на меч и руки. Йога еще раз содрогнулся, а затем остался лежать неподвижно. Удостоверившись в том, что жизнь — по меньшей мере, то, что варвар понимал под этим словом — покинула странное тело, Конан принялся за свое кровавое дело и вынул на свет божий то, что, без сомнения, было сердцем Иаги, хотя оно ни в коей мере не походило на человеческое. Он занес еще пульсирующий орган над сверкающим камнем и сжал его обеими руками, пока кровавый дождь не полился на драгоценность. К удивлению Конана, кровь не стекала вниз, а впитывалась в камень, словно в губку.

Осторожно взял Конан камень в руку и покинул необыкновенный покой. Он не оглядывался назад, ступая на серебряную лестницу. Инстинктивно чувствовал он, что изменения, происходящие с фигурой на мраморном ложе, не предназначены для взора глаз человеческих.

Он закрыл за собой дверь из слоновой кости и не мешкая сбежал вниз по ступенькам. Ни мгновения он не думал о том, не пренебречь ли ему указаниями. У двери из эбенового дерева, центр которой украшал — или уродовал — серебряный череп, он остановился и толкнул ее. Он заглянул внутрь, в покой, отделанный черным деревом и гагатом [1], и увидел, что на черном шелковом диване лежит рослый, тощий человек. Глаза Яры, жреца и чародея, были раскрыты и затуманены курениями желтого лотоса. В бесконечные дали, в бездонные пропасти по ту сторону любого человеческого представления, казалось, глядел он.

— Яра! — крикнул Конан, точно судья, возглашающий приговор. — Проснись!

И тут же глаза прояснились, холодными и жестокими были они, как у грифа. Высокая, закутанная в шелка фигура поднялась и мрачно посмотрела на киммерийца.

— Собака! — зашипел он, как кобра. — Чего ты здесь ищешь?

— Тот, кто посылает тебе этот драгоценный камень, просил меня направить к тебе такие слова: «Иаг-коша шлет тебе свой последний дар и последнее свое чародейство».

Яра отшатнулся. Его смуглое лицо посерело, как зола. Драгоценный камень не был больше кристально прозрачным. Его темная глубина пульсировала, и странные дымные волны, меняя цвет, клубились над его гладкой поверхностью. Точно притягиваемый гипнозом, склонился Яра над столом, взял камень обеими руками и вгляделся в его затуманенную глубину, словно камень был магнитом, вытягивающим его дрожащую душу из тела. Конан разглядывал его и поначалу не верил своим глазам. Ибо когда Яра поднялся с дивана, он предстал человеком огромного роста, но теперь варвар видел, что голова Яры едва достигала ему по плечо. Конан заморгал, недоумевая, и впервые за эту ночь усомнился в своем рассудке. Но затем вместе с шоком пришло осознание, что жрец съеживается и становится все меньше прямо на глазах.

С ощущением нереальности воззрился Конан на происходящее. Он сомневался в себе самом, хотя ему было в высшей степени ясно, что здесь он стал свидетелем драмы могущественных космических сил, которые не мог представить себе ни один смертный.

Теперь Яра был не больше ребенка, затем он, как младенец, лег на стол, но все еще обхватывал руками камень. И внезапно чародей осознал свою участь. Он вскочил, выпустил камень, однако продолжал уменьшаться, и Конан видел, как крошечная фигурка дико мечется по плите стола из черного дерева. Она жестикулировала маленькими ручками и вопила голоском, идущим в сравнение разве что с комариным писком.

Теперь он съежился так сильно, что крупный драгоценный камень казался рядом с ним горой. Конан заметил, что миниатюрное существо прикладывает ладошки к глазам, словно желая защититься от ослепительного света; и шатаясь, пытается укрыться в безопасном месте. Конан ощущал, как чужеродная магнетическая сила притягивает Яру к камню. Трижды обегал он камень по спирали, и все больше сужалась спираль. Трижды пытался он повернуться и бежать прочь по столу, но затем с криком, прозвучавшим для наблюдателя лишь слабым писком, жрец выбросил руки вверх и помчался прямо к огненному шару.