Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб

Ланге и Пуриньш задавали Рагозину все новые уточняющие вопросы, а Панцингер думал… Будет ли конец этим террористам, бандитам, партизанам? Когда он ехал на новую работу сюда, в Остланд, у него было представление, что вот ликвидируем местные «Зеленую капеллу» или «Лесной хор», или «Танцы на лужайке» — и все. Дело будет сделано, как в Германии с «Красной капеллой». Но в этих карликовых Латвии, Эстонии, Литве конца всем этим организациям врагов рейха не просматривается. Как бы не работали Панченко и подобные ему, всех оставшихся им под удар не подвести, так что понятие «оставшихся» оказывается величиной постоянной! Черт возьми, выходит, в разных землях математические символы меняют свое значение? Открытие? Он покачал головой. Действительно открытие. Меня назначили сюда с расчетом, что стратегическое положение на фронте улучшится, вермахт пойдет вперед, коммуникации удлинятся, партизаны насядут на них, надо организовать защиту коммуникаций на Москву, Ленинград, надо иметь здесь способного руководителя. Но никуда мы не двинулись и вряд ли уже двинемся, кроме как в обратный путь, следовательно, коммуникации здесь, в Остланде, остаются тоже величиной постоянной. Еще одно открытие? Не много ли постоянных величин, которые не хотят меняться? О чем это говорит? Пора возвращаться в Берлин, господин оберфюрер, чтобы остаться величиной, хм, опять же постоянной.

Он открыл глаза, большую часть перекрестного допроса Панченко он прослушал, и спросил:

— Скажите, что представляют из себя руководители партизан? — рукой он сделал жест по направлению к Эрису. Тот в миг все понял, встал и передал ему лист с записью беседы.

— Видел я не всех. С одними общался больше, как с Громом, начальником разведки бригады, с другими меньше. Говорят, самый дельный у них — это комиссар Ошкалнс, но его в расположении не было, не видел его. Он старый революционер, арестовывался не раз, депутатом сейма был. Командир бригады Лайвиньш дядька добрый, доверчивый, мы ему понравились. В этот «центр», — Рагозин сделал презрительную рожу и махнул рукой, — они прямо-таки вцепились. Уж очень им хотелось, чтобы в Риге была какая-нибудь партизанская война тоже. Больше никого я не знаю. Все они там люди крепкие, настырные. Но, — Рагозин задумался, — вопросы задают робко, не то, что вы. Пришли из плена, значит, свои ребята, назначили всех сразу по взводам. В веру к ним впасть несложно, — подвел он итог.

— Хорошо, — Панцингер встал, отдал запись Эрису, сказал, чтобы Ланге следовал за ним, Пуриньш с остальными справится.

Назавтра, 20 ноября, руководители «Рижского партизанского центра» Сергей Немцов (Немко), Николай Михалькевич и их боевые друзья из числа военнопленных и местных жителей были арестованы. Их пытали, избивали, стремились вырвать показания, что взрыв на Домской площади их рук дело. Но они молчали. Молчали, так как ко взрыву этому не были причастны, а брать на себя чужую славу не хотели. Их расстреляли, сослали в лагеря смерти. В отношении них в партизанскую бригаду через Рагозина передали ту самую фальшивку, и в конце ноября в Москву была отправлена телеграмма следующего содержания: «Как выяснил источник, в Риге существовала группа лиц, называвшая себя «Рижский партизанский центр». Раньше она имела некоторую положительную роль в сплочении антифашистских элементов в Риге и Рижском уезде. Затем свелась к группе аферистов обиравших пленных (взносы, якобы приобретение билетов на проезд по железной дороге в Латгалию и Белоруссию). В связи с этим на связь с этой группой не пойдем. О Вале сообщим дополнительно».

Вот такую телеграмму отстукали, приняли и пришили в дело. Если за первую «партию» принять появление Графа с «верительными грамотами» от «центра», второй считать вхождение в доверие Рагозина и поручение ему проверить, что из себя представляет этот «центр» и третьей — фальшивку в отряд об аферистах, обиравших пленных, то Панцингер разгромил своих противников в трех «партиях». Но если бы это была только игра, без людей, лишь со слонами и пешками! А ведь гибли-то люди! В шахматы одновременно один человек может сыграть партию за белых и черных; нет партнера или проверяет какую-то комбинацию, создает этюд и т. п.

Судьбы авторов, наверное, схожи в чем-то с этим приемом, правда, приходится играть больше, чем за две стороны, так как действуют десятки действующих лиц. Поэтому и хочется задать риторический вопрос: как же можно было посчитать удовлетворительным и рассеивающим сомнения ответ, полученный от Рагозина, без какой-либо видимой попытки с его стороны встретиться с Немко, Михалькевичем и выяснить у них: так за кого же они? Даже здесь должно было возникнуть еще одно, пусть последнее сомнение относительно Рагозина — он ни с кем не встретился, да и не пытался этого сделать, на конкретных лиц он не сослался… Без этого его сообщение не могло рассматриваться как достоверное, а следовательно, входило в число сомнительных…