Читаем Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб полностью

— Заткнись, харя, после разговоров с начальством нажремся до обалдения. А сейчас ни грамма. Сюда пожалует посланец большого Тео и заберет нас на вопросы — допросы. Видимо, хотят сравнить, что я наговорю, а что вы, по отдельности. Прием старый. Ничего лишнего не болтайте. Не врите. Не делайте из себя героев. Все, я помчался.

У меня пять-шесть минут времени. Встречаемся здесь.

К Пуриньшу пожаловал сам Панцингер. Ланге знакомил его с богатой нумизматической коллекцией, «изъятой» при обыске. Тейдеманис и Пуриньш стояли почтительно вытянувшись, с раскрытыми блокнотами в руках, готовые по первому сигналу начать записывать указания начальства. Эрис ввел Рагозина. Тот был возбужден, красен лицом, еще бы, столько таких чинов сразу! Оберфюрера он вообще видел впервые, но нюхом понял, что это главная шишка, и к нему первому обратился; с фашистским приветствием. Присягу на верность он принял давно и имел полное право выбрасывать правую руку вперед и орать имя злодея, которого в этот момент, возможно, проклинала в нетопленой комнате его мать, жившая в оккупации на Белгородчине.

Панцингер с интересом посмотрел на Рагозина, предложил всем сесть, бросил Эрису, чтобы тот записал беседу.

— Итак, Панченко, сколько дней вы пробыли там и как прошло установление контакта? — спросил Ланге.

— Пробыл на два дня больше двух недель. Они мне и нашим ребятам поверили. Думаю, что крепко поверили.

— Из чего это следует? — продолжил Ланге.

— Они дали задание уточнить, проверить, что за организация «Рижский партизанский центр»…

Полуприкрытые веки Панцингера дрогнули, он бросил взгляд на Ланге и махнул рукой. Ланге понял жест мгновенно, так как вопрос уже не раз обсуждался, и в свою очередь распорядился:

— Тейдеманис, завтра же приступайте, без пропусков кого-либо — весь «центр», как он у нас в списках, взять.

Панцингер тихо спросил Рагозина, Эрис переводил:

— За время пребывания в логове бандитов они кого-либо из пришедших с нашей стороны расстреляли, изолировали, высказали недоверие?

— Как я понял, только по отношению к Графу, — и тут он назвал имя Графа. — У него, наверное, были документы этого «центра». Так я понял с его слов, но в целом все спокойно, его зачислили в разведку.

Панцингер вскинул брови.

— Ах вот как! Итак, Ланге, подготовьте для партизан сообщение примерно такого рода: «В Риге Действительно была группа лиц, объединенная в «Рижский партизанский центр». Это аферисты, которые обирали пленных, беря у них деньги на билеты для проезда в Лудзу и Зилупе. Узнав, что наши люди захотели с ними увидеться, они захватили кассу наличных и сбежали из Риги». Все. «Центр» свою задачу выполнил. С его помощью мы сделали немало удачных ходов: и к «корреспондентам» прошли, и закрепились, но хватит. Опасно. Такое же задание, какое получил Панченко, могли поставить и перед другими личностями. Могли?

— Конечно, — в один голос ответили Ланге и Пуриньш.

— Тейдеманис, одевайтесь и поезжайте готовить операцию, Пуриньш потом переговорит с приятелями Панченко, — приказал оберфюрер.

Тейдеманис ушел.

— Если они выйдут на «центр» помимо нас, то мы будем выглядеть бледно, — продолжил Панцингер, — и с документами в единственном числе у Графа, и с тем, что «центристы» ему их не давали и в глаза не видели. Я полагаю, что Панченко может передать такое сообщение с учетом завтрашней акции где-то недели через две, к началу декабря.

— Что еще тебе поручили? — спросил Ланге.

— Чтобы я, стало быть, старался планировать всякие акции со взрывами так, чтобы анархии в этом деле не было.

— Давай, давай, — засмеялся Ланге, — только не очень активничай, а то самого тебя не дай бог взорвут. Друзья твои — народ дошлый. Еще просветят тебя рентгеном, увидят твои внутренности… будь осторожен.

— Господин штурмбанфюрер, за что вы так? — взмолился Рагозин. — И там пугают — будь осторожен, и вы то же самое.

— Но ведь так и есть. Ты есть кто? Пре-да-тель, — по слогам произнес немец, — поэтому будь осторожен. Что еще тебе поручили?

— Переправить в лес Ольгу с некоторыми из ее людей, возможно, придется помочь какой-то девице, которую они забросят сюда…

— Никаких переправ людей больше в лес, никаких Ольг. «Центр» кончился и переправ не будет, — нарушил наступившую паузу оберфюрер.

Ланге и Пуриньш склонили головы в знак согласия.

— Если вы, Панченко, поможете подвести под удар всех оставшихся в Риге бандитов и террористов, я представлю вас к званию фельдфебеля.

Панченко вскочил, вытянулся.

— Не пожалею сил. Благодарствую, господин оберфюрер.

Забегая вперед, скажу, что это свое обещание Панцингер выполнил: звание фельдфебеля Рагозин получил, но не СС, а вермахта, и для маскировки на фамилию Панченко. Но вот как это всплывет — расскажем позже.

Перейти на страницу:

Все книги серии Военно-историческая библиотека

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
1221. Великий князь Георгий Всеволодович и основание Нижнего Новгорода
1221. Великий князь Георгий Всеволодович и основание Нижнего Новгорода

Правда о самом противоречивом князе Древней Руси.Книга рассказывает о Георгии Всеволодовиче, великом князе Владимирском, правнуке Владимира Мономаха, значительной и весьма противоречивой фигуре отечественной истории. Его политика и геополитика, основание Нижнего Новгорода, княжеские междоусобицы, битва на Липице, столкновение с монгольской агрессией – вся деятельность и судьба князя подвергаются пристрастному анализу. Полемику о Георгии Всеволодовиче можно обнаружить уже в летописях. Для церкви Георгий – святой князь и герой, который «пал за веру и отечество». Однако существует устойчивая критическая традиция, жестко обличающая его деяния. Автор, известный историк и политик Вячеслав Никонов, «без гнева и пристрастия» исследует фигуру Георгия Всеволодовича как крупного самобытного политика в контексте того, чем была Древняя Русь к началу XIII века, какое место занимало в ней Владимиро-Суздальское княжество, и какую роль играл его лидер в общерусских делах.Это увлекательный рассказ об одном из самых неоднозначных правителей Руси. Редко какой персонаж российской истории, за исключением разве что Ивана Грозного, Петра I или Владимира Ленина, удостаивался столь противоречивых оценок.Кем был великий князь Георгий Всеволодович, погибший в 1238 году?– Неудачником, которого обвиняли в поражении русских от монголов?– Святым мучеником за православную веру и за легендарный Китеж-град?– Князем-провидцем, основавшим Нижний Новгород, восточный щит России, город, спасший независимость страны в Смуте 1612 года?На эти и другие вопросы отвечает в своей книге Вячеслав Никонов, известный российский историк и политик. Вячеслав Алексеевич Никонов – первый заместитель председателя комитета Государственной Думы по международным делам, декан факультета государственного управления МГУ, председатель правления фонда "Русский мир", доктор исторических наук.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Вячеслав Алексеевич Никонов

История / Учебная и научная литература / Образование и наука
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций
1917 год: русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

В монографии, приуроченной к столетнему юбилею Революции 1917 года, автор исследует один из наиболее актуальных в наши дни вопросов – роль в отечественной истории российской государственности, его эволюцию в период революционных потрясений. В монографии поднят вопрос об ответственности правящих слоёв за эффективность и устойчивость основ государства. На широком фактическом материале показана гибель традиционной для России монархической государственности, эволюция власти и гражданских институтов в условиях либерального эксперимента и, наконец, восстановление крепкого национального государства в результате мощного движения народных масс, которое, как это уже было в нашей истории в XVII веке, в Октябре 1917 года позволило предотвратить гибель страны. Автор подробно разбирает становление мобилизационного режима, возникшего на волне октябрьских событий, показывая как просчёты, так и успехи большевиков в стремлении укрепить революционную власть. Увенчанием проделанного отечественной государственностью сложного пути от крушения к возрождению автор называет принятие советской Конституции 1918 года.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Димитрий Олегович Чураков

История / Образование и наука