Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб

Казимир рассыпался в благодарностях, хотя новостей особых не выведал. Но все-таки живой свидетель. Не помешает, да вряд ли поможет.

…Отпустив Конрада, новый шеф погрузился в раздумья. Воспоминания о Веронике приблизились, стали осязаемыми. «Кто организовал всю эту акцию по ее засылке? Все вмешались: и Балод, и Гром, и Лайвиньш, и сам я. Чья-то непродуманная идейка появилась, и все стали ее обсуждать с серьезным видом, хотя ее надо было выбросить, как окурок, и затоптать, чтобы он не тлел даже. К чему вообще женщину надо было посылать? Что, мужиками отряд иссяк? Кто-то сказал: женщина незаметней, а если две поедут вместе — и вовсе незаметно. Пальто пошить надо? Надо. Пошили - ну вовсе невидимкой Валя стала. Обо всем партизанские вожаки наговорились вдосталь на уровне деревенских баб на скамейке у дома. Но оперлись-то на кого? На какую-то непонятную личность! Шелест, Шелестов… В отряде месяца не пробыл, не проверен, подозрителен, о чем в Москву сами сообщили, прибыл от какой-то неизвестной организации и по проторенной им тропе отправляем в Ригу наших Валю с Тоней, двух девчонок. Какая-то чертовщина! А здесь еще эти крутятся: Рагозин, Гудловский. И тоже в Ригу. И Валю с Тоней они знают. Все смешали! Никакого понятия о конспирации, о построении нелегальных звеньев. Да, сейчас этот выдвиженец Конрад все по полочкам раскладывает. Надо отдать ему должное — парень с головой. Нам бы таких в те годы. А то Гром Сашка — главный разведчик, ни образования, ни опыта! Начать по Шелесту следствие? Это же тучи наших недоработок приплывут! Такую огласку вся наша прошлая неразбериха получит, что страшно подумать. Надо все взвесить основательно…»

Между тем Казимир бегал по следам Кромса, Лициса и Брокана. Тройка была совершенно разнокалиберной. Николай Кроме был здоровяком сорока пяти лет отроду, могучего сложения, с густыми рано поседевшими волосами, крупными чертами лица. Смотрел прямо выразительными темными глазами. Когда Казимир впервые увидел его, то восхитился такой яркой мужской красотой. «Прямо как римский воин — одень ему на голову шлем с перстня Зарса». В молодости он был шофером, жил в окрестностях Лиепаи, не бедствовал, жениться не торопился, образ жизни вел вольный, независимый. Везде в документах писал, что был немцами мобилизован на трудовой фронт и насильно вывезен в Германию. В те годы это было событием ординарным. Однако он написал заявление, что хочет поработать в Германии, и отправился. Не думал, что когда-нибудь эта его маленькая хитрость откроется и надо будет сидеть перед чуть моложе его лет крепышом с хитрыми глазами и плести ему всякую чушь. Как-никак он был директором сельской школы, районным депутатом. Не пристало ему бурчать о разных несусветных историях, которыми обычно баловали его мальчишки и девчонки в школе; А с другой стороны, что поделать? Казимир слушал внимательно, в своей манере, мало веря в его россказни, но усиленно кивая в знак согласия тому, что тот говорил. Где-то в апогее рассказа, как насильно угоняли молодежь из его уезда в Германию, Казимир молча сунул ему под нос его же заявление о горячем желании помочь рейху в решении задач промышленного строительства. Кроме одел очки, взял бумагу, поднес ее к глазам, прочитал, оставил на уровне вытянутой руки, покачал головой и сказал с кривой ухмылкой:

— Все копите?

— Ничуть, — помотал головой Казик, — просто наткнулись случайно. Сохранили ее немцы. Верно? Чтобы отчитаться, сколько добровольцев трудового фронта у них было. Мы получили эти бумаги без акта приема-передачи. А я сейчас сравниваю с нашими сведениями. У нас расхождения с ними: у нас добровольцев меньше зафиксировано, чем у них. Должно же уравнение быть решено? Вы детей так учите?

— Не издевайтесь, причем здесь дети?

— Притом, что директор у них доброволец, а директора не могут быть добровольцами немецкого трудового фронта и молчать об этом пятнадцать лет.

— Так что, мне из школы уходить?

— Решайте это с районо. Меня сейчас интересуют другие вопросы, и при их рассмотрении я надеюсь найти с вами взаимопонимание. Не знаю как вы. Так что вы в Гамбурге делали?

— Работал на заводе сельхозмашин.

— Не там, где танки ремонтировали?

— У меня свидетели есть, с которыми я на заводе работал. Сеялки, культиваторы клепали. От зари и до вечера. Не верите? — обиделся Кромс.

— Верю. Раз свидетели есть, то верю. Как тут не поверишь? Но свободное время тоже было? Тоже свидетели есть. Не все же силы рейху отдавались и себе что-то надо было оставить.