Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб

— Что нам нужно в первую очередь? Разыщите агентуру второго бюро по России, поляки вели активную разведку, нам следует принять у них эстафету на лету, — Канарис сделал паузу, посмотрел на Бентивеньи и добавил, — и по Англии. По английским делам создайте другую группу. Ясно? Поймите, сейчас это главное. Объясните всем, что как увидят работу второго бюро по участкам польско-советской границы, так пусть немедленно концентрируют эти материалы в одном месте. Не гонитесь сейчас за классификацией всех документов. Ищите людей Варшавы, пока мы подготовим своих — упустим время. У польской агентуры уже налаженные возможности. И вот что, Бентивеньи, что у русских с их укрепленными районами? Вдоль новых рубежей они будут их строить? Что нового слышно о передвижении полевых аэродромов к теперешней границе? Я не могу понять одного: какого дьявола русские размещают свои истребители около самой что ни есть границы? Они с ума посходили? Кто кого собирается атаковать? Сталин нас? Это же признак наступательной операции! Ничего не понимаю! Не законченные же они идиоты, чтобы подбрасывать нам такие мишени! Ну ладно! Работайте по этим вопросам. Ситуация для нас выгодная, до сих пор потоки людей идут там с запада на восток и наоборот, правда поменьше, но тоже идут. Должен быть максимум отдачи! Максимум! И вот что еще, Бентивеньи, 28 декабря я подписал директиву нашему дорогому Лахузену о создании в Кракове отряда в две тысячи человек и в Варшаве «Украинского легиона». Это на случай войны, для засылки в советский тыл. Для диверсий. Отберите себе из них тех, кого сейчас можно использовать в разрезе сказанного мной. Вы меня поняли? Бентивеньи наклонил голову.

— А теперь, Шмальшлегер, расскажите мне о своих находках по части польских вербовок в вермахте. Конспективно. Бентивеньи мне о них докладывал. Прошу детализировать.

— Слушаюсь, экселенц. В августе 1936 года в город Гдинген из Магдебурга для получения документов, подтверждающих его арийское происхождение, прибыл Герхард Болен. С ним установили контакт офицеры польской разведки, сделали соответствующее предложение. Он не колеблясь согласился, как указано в документах, поскольку в Германии его унижали по политическим мотивам. С ним сразу обговорили псевдоним, связь, дали задание по СД, СС и полиции. Через месяц после возвращения из Польши Хенри, это данный ему псевдоним, добровольно поступил на службу в пехотный полк и на Рождество вновь поехал в Гдинген за инструктажем. О гарнизоне выложил все. За одно сообщение получал по 20 рейхсмарок, в банке Гдингена открыли на него счет, в марте он снял там 200 марок. Позже его перевели в отделение воздушной разведки. Судя по оплате, он передал важные сведения о люфтваффе, причем в оригиналах. Он получил разрешение на воскресные отпуска в Мариенбурге. Во время проезда через польский коридор Хенри передавал документы таможеннику, заходившему в вагон, а на обратном пути ему таким же образом их возвращали. По месту службы в Магдебурге он работал у офицера ВВС, выполнявшего задания абвера, имел доступ к секретам. Вот такова коротко канва этого дела, экселенц.

— Недурственно, недурственно поработали, коллега, — покачал головой Канарис. — Еще что примечательно?

— Дело «Краузе», экселенц, агент польского второго бюро с 1933 года под номером 1713, мастер завода прессового оборудования фирмы «Крупп». В 1937 году в Алтен-Эссене построил виллу стоимостью 34–40 тысяч рейхсмарок.

— Сколько, сколько? — переспросил адмирал.

— Стоимостью около сорока тысяч марок, — порозовев от общения с шефом, ответил майор и продолжал: — В 1933 году Краузе посетил свою родину — Позен, где с ним встретились офицеры второго бюро. На сотрудничество пошел после некоторого колебания. С ним работали через польское консульство в Дортмунде. Его снабдили фотоаппаратурой. Он передал фотокопии конструкций тяжелого оружия, данные о стали на броню для военных кораблей, расчеты различных орудий. Втянул в свою шпионскую работу жену и сына. Причины этого предательства…

Такое безмятежно праздничное утро затянулось облачками профессиональных ляпсусов. Хотя и мелких, но бьющих по самолюбию адмирала. Он встал из-за стола.