…Сегодня, спустя два месяца после той встречи с Димой, Ян вновь ехал в пригородном поезде. По привычке не привлекать внимания к району нахождения их базы, нескольким домам дачного типа, и к соответствующей станции или платформе, он обычно выходил на следующей за нужной ему и быстрым шагом шел на работу, благо было недалеко. Над этой его привычкой посмеивались. Он никак не мог внушить своим коллегам, что все едут по утрам в Москву на работу, а приезды в это же время из города пяти-шести здоровых мужиков, выходящих на одной платформе, бросаются в глаза.
Центр подготовки находился в леске, на почти одинаковом расстоянии от обеих станций. За короткое время работы Ян исходил основательно здешние окрестности, учил своих подчиненных разным премудростям ведения наблюдения, ориентированию на местности. Он не переставал удивляться, как легко можно было при даже слабой наблюдательности обнаружить признаки принадлежности к одному и тому же ведомству: если встречались зеленый забор определенного колера и зеленые простенькие занавески на окнах, то не сомневайтесь, что здесь работают свои. Все снабжались с одного склада, и вариант, следовательно, был один — только эта цветовая гамма на заборе и лишь такие занавески. Ян пробовал было поговорить с начальством на темы конспирации, но бесполезно, его не слушали, отмахивались, считали это мелочью на фоне важности подготовки людей для заброски в тыл врага. Один из начальников посоветовал ему меньше обращать внимание на чужие дома и одновременные приезды по утрам преподавателей из Москвы. Ян намек усвоил: действительно, ему что ли больше всех надо? Он не раз сталкивался с ситуациями, когда зарождение инициативы приравнивалось к проявлению нездорового интереса, и незачем было наклеивать самому на себя ярлык великого конспиратора, как о нем уже стали поговаривать. Это было лишним, и он уходил в свою работу, не отбрасывая, однако, мысль, что какой-то немецкий агент сумел бы здорово отличиться, разгадай он секрет простеньких зелененьких занавесок в домах, находящихся друг от друга на приличных расстояниях.
Свою, как он называл, воспитанницу он застал в комнате с радиоинструктором Петром Петровичем, который, как ухватил Ян, изучал с ней способы устранения встречающихся неполадок рации. Поскольку подготовленных ранее радистов в распоряжении Яна еще не было, решили, что его воспитанница в течение двух месяцев овладеет навыками радистки, а там видно будет. Если все сложится как планировали, то рацией ее снабдят позже. Правда, в глубине души Ян не думал, что ей придется работать на рации. Обычно радисты направлялись в тыл в составе групп с рациями, шифротаблицами и прочими причиндалами и, главное, со свежеприобретенными и нерастраченными навыками работы на рации. А здесь? Кто его знает, как сложится ее судьба. Попадет она в тыл к врагу, причем одна, и сколько времени пробудет в таком качестве, в отрыве от всех, кто скажет? И никто, думал он, на нее обязанности радистки затем не возложит. Не положено. Радист должен быть без неясностей, рядом со своим командиром. Здесь же она пойдет на оседание, ей поручат изучение и подбор людей для работы в Риге, активную деятельность. Она будет на виду, в общении с другими, и для этого ей рация не к чему. С другой стороны, конечно, хотелось иметь там, за линией фронта, широко подготовленного разведчика. Когда готовишь одиночек, хочется их универсальности, ловил себя на мыслях Ян, хотя такие качества были сродни всезнайству.
Увидев заглянувшего шефа, Ольга и инструктор поняли, что он ищет встречи, как шутили они, и минут через пятнадцать закончив занятие, она постучала в его кабинет.
— Можно? Доброе утро, — по-латышски сказала она.
— Здравствуй, здравствуй, — ответил шеф также на родном языке.
Ему приятна была и эта серьезная молодая женщина, и то, что они могли общаться на своем языке, и то, что вскоре с ее помощью служба будет располагать хоть какой-то информацией в оккупированной Латвии.
— Знаете, — сказал он, переходя на официальный тон, — начальство согласилось с нашим предложением и решило остановиться на смоленском варианте. И вы будете чувствовать более уверенно, и немцы, удостоверившись в вашей правдивости, придут в восторг от собственной проницательности в случае глубокой проверки легенды, — улыбнулся он.
— Я тоже так думаю, — бесхитростно ответила она, и шеф увидел в ее выразительных глазах удовлетворение, что с нею согласились.
«Слишком серьезна. Чересчур правдивые глаза, все в них читается. Или я преувеличиваю? Мне кажется? — думал Ян в эти минуты. — Не хватает у нее легкости общения, начисто лишена навыков трепа. Это видно мне, станет ясным и им. А почему бы и нет?» — и он залюбовался своей воспитанницей.
Перед ним сидела женщина, которой через две недели надо будет очутиться далеко от этой дачки. Молодая, невысокая, хрупкая, загорелая, с короткой стрижкой темных волос, с вдумчивым, спокойным взглядом, она была готова к этому броску в неизвестность.