Слотеры. Песнь крови

Всё-таки человеческая природа невероятно сложна и полна причуд. Взять хоть страх смертных — предмет, в изучении коего мы, Древняя кровь, преуспели больше всего. Формы, которые он обретает, невозможно предугадать. Страх избирателен и зачастую иррационален. Я знал людей, бесстрашно ходивших на оборотней с парой серебряных пуль и простой рогатиной, но впадавших в панику, обнаружив ползущего по рукаву паука… Вот если подумать — так ли страшен Ренегат для города в целом? Да ничуть! Улицы Блистательного и Проклятого видели чудовищ, способных заткнуть за пояс любого вампира, сколь бы нескромными аппетитами он ни обладал.

Чего стоил один канализационный риккер, разжиревший, питаясь кровью, смываемой со скотобоен, и в один прекрасный день выбравшийся наружу? Кровь и пепел! Да пока я добрался до его глаза, а за ним и до мозга, пришлось чуть не целый переулок завалить обрубками щупальцев.

Предки нынешних горожан пережили (пусть и не все) три Бунта нечисти, когда орды живых мертвецов и инфернальных тварей, вырвавшиеся из-под контроля Колдовского Ковена, крушили всё на своём пути. И не только пережили — выстояли, отбились! Огнём и железом дали отпор взбунтовавшимся магиматам и спонтанно восставшей нечисти. А кого не расчленили и не испепелили, защищая свои дома и семьи, тех снова загнали в рабские ошейники, поставили себе на службу. Их ли потомкам бояться вампира-одиночки?

Наконец, по этим улицам ходили Выродки, которых почитают за демонов в человеческом обличье и боятся почище клыкастых вампиров, волосатых оборотней и когтистых демонов, вместе взятых! Что против этого один-единственный носферату, пусть и трижды безумный?

Он несёт смерть? Побои и болезни за сутки перечёркивают больше жизней, чем Ренегат забрал за всю свою кровавую «карьеру»…

И, тем не менее, столько страху на город нагнал именно Ренегат. Не припомню, чтобы раньше Блистательный и Проклятый так затихал по ночам, походя на забулдыгу, допившегося до жутких видений и прячущегося от них же под столом.

Почему?

Я искал ответ и не мог его нащупать.

Может, потому что за триста лет люди слишком свыклись с обществом вампиров, а теперь пришли в ужас, осознав, как жалко и ненадёжно выглядит союз свирепого льва и трепетной лани, стоит льву по-настоящему проголодаться? Или причина в полной хаотичности действий Ренегата? Его нападения лишены какого-либо мотива и логики: он убьёт богатого и бедного, плохого и хорошего, праведника и малефикара… любой может стать жертвой. Надо только обладать чуть меньшей удачей, чем у прочих.

Подняв руку, я с ожесточением потёр висок: неуместные вопросы распаляли мозг, а сосредоточиться сейчас следовало на других вещах…

Дверь «Мясника и девы» не была закрыта.

В прочих заведениях Блистательного и Проклятого с недавних пор после наступления темноты посетители и хозяева принимались вести себя точно гарнизон осаждённой крепости. Наглухо запирали ставни, вешали на двери все замки и запоры, какие могли найти, а на стук норовили ткнуть в тебя из едва приоткрытой щели стволом мушкета или аркебузы, угрожая всадить унцию чистейшего серебра. Но здесь люди явно чувствовали себя в безопасности. Они даже не трудились таиться и говорить шёпотом: вопили и горланили, как ни в чём не бывало.

Оно и понятно, почти все столы и лавки «Мясника и девы» оккупировали особые постояльцы. Бравые молодцы из ордена Очищающего Пламени.

Три десятка рыцарей-экзекуторов, увешанных оружием и серебром от пят до макушки — три десятка профессиональных головорезов, поднаторевших в истреблении, как вампиров, так и созданий куда более мерзких (в том числе иных человеков), — это внушительная сила. Даже Ренегат со всеми его сверхспособностями перед такой должен спасовать.

Вопреки устоявшемуся образу постояльцы Лухи-Арбузихи мало напоминали прекрасных витязей в сверкающих латах, какими представляли их менестрели. В песнях и сказаниях герои всегда высоки, стройны, изящны и до невозможного благородны. В реальности нечисть закусит такими с особым удовольствием. Поэтому здесь сидели герои иного склада — битые волки, тёртые калачи, крепкие орешки. Да с такими физиономиями, посечёнными шрамами вкривь и вкось, что встреть их добропорядочный горожанин в тёмном переулке — задаст стрекача быстрее, чем от нечисти.

Малая дружина, приведённая Кастором ди Туллом в Ур, больше всего напоминала отряд наёмников. Опытные рубаки, отточившие ремесло в бесчисленных поединках; убийцы, туго знающие своё дело и сами не раз заглядывавшие в глаза Костяному Жнецу, — они не пытались произвести впечатление ни выправкой, ни экипировкой. За них говорили дела и репутация.

Облачённые кто во что, вооружённые кому как удобнее, рыцари и вели себя соответствующе. Горланили песни и сыпали божбой, перекидывались шуточками и травили сальные анекдоты, галлонами заливали в себя пиво и щедро расплёскивали по столешницам дешёвое вино. И ни один из них, азартно трескаясь кружкой с товарищем, не заморачивался по поводу несоответствия выспренним виршам, им посвящённым.