Слотеры. Песнь крови

Был период, когда поток переселенцев из Иберрии представлял настоящую проблему — готовые работать за гроши, они отбирали хлеб и работу у коренных уранийцев. Лишь в последние годы число иберрийцев стало сокращаться — тамошние властители приняли указы, запрещающие мужчинам без особого дозволения покидать страну. Ответственность за нарушение указов распространялась на всю семью ослушника, поэтому значительное число тех, кто приезжал в Ур из Иберрии сегодня, — те ещё людишки. Беглые преступники, скрывающиеся от закона своей родины; сироты, воспитанные улицами и бродячей жизнью, или же настолько отъявленные мерзавцы, что от них отказались собственные семьи. Выбор ремесла у таких был невелик — если не в наёмники и душегубы, то в воры и преступники. Зависит оттого, насколько кишкой вышел…

Итак, визит мне нанёс наёмник из Иберрии, не успевший обтрепаться в городе настолько, чтобы избавиться от приметных усов и не менее приметного акцента. И уж тем более не имеющий понятия, в чей дом его занесло. А скорее — в чей дом его послали.

Весьма странный выбор исполнителя.

— Слушай и не дёргайся, — тихо сказал я, цепляя на лицо одну из самых омерзительных своих усмешек. — Убивать не буду, прежде ты мне расскажешь, кто и зачем тебя послал. А вот ногу, вздумаешь шелохнуться, прострелю. Колено разнесу, чтобы больнее было. Понял?

Иберриец не ответил и не двинулся с места. Его мелово-белое лицо кривилось в непередаваемой гримасе, смешавшей воедино страх, растерянность и злобу. Глаза с узкими, точно булавочные головки, зрачками, торопливо шныряли во все стороны, словно надеясь отыскать в комнате некий предмет, за который можно зацепиться взглядом и углядеть путь к спасению.

— Кто послал?

Продолжая держать «единорог» направленным в голову незваного «гостя», «громобой» я начал опускать вниз, целя в ногу. Насчёт колена я не впустую воздух сотрясал.

Руки иберрийца выдвинулись вперёд с развёрнутыми ладонями. Жест вроде как умиротворяющий, однако, от меня не ускользнуло и то, как слегка подогнулись в коленях ноги визитёра, выдавая готовность к прыжку. Мерзавец понимал, что попался, но не торопился признать, что его песенка спета. Тёртый калач.

Я чуть качнул «единорогом» из стороны в сторону, приглашая его откликнуться.

— Ну…

— Ты в два раза крупнее меня. У тебя шпага и кинжал, — перемалывая слова своим чудовищным акцентом, проговорил иберриец. — Может, опустишь пистолет, и мы покончим с этим делом как мужчины? А то сразу городскую стражу зови. Jo! Пусть видят, как страшные Выродки решают проблемы с простыми смертными!

«Страшные Выродки»… наглец точно знал, к кому лез!

Знал — и не побоялся.

Точно в Уре без году неделя! Это только за пределами Блистательного и Проклятого отвыкли почитать Древнюю кровь, как встарь. Интересно, что бы по сему поводу сказал наш старик Эторн Слотер?

На какое-то мгновение у меня появилось искушение последовать предложению незваного гостя. То бишь убрать оружие, дать мерзавцу пару крепких зуботычин, скрутить по рукам и ногам, а затем с толком и расстановкой, без лишней суеты и крови, расспросить: кто он да что тут делает. Стрелять не хотелось. Пуля капризна и не всегда летит, куда её направишь, а визитёр нужен живым. Опять же доктору Тавику Шу и вдове Маркес без того уже не повезло с соседом-квартирантом. Я чисто по-человечески (странно звучит в моих устах, правда?) не хотел добавлять им лишних страхов и переживаний, открывая пальбу прямо в доме.

Однако теперь, когда ушлый шельмец сам начал напрашиваться на подобный поворот событий, ход моих мыслей изменился. Не так он прост, чтобы на кулачках тягаться. Да и не нравилось мне в нём многое.

Не нравился мертвенно-бледный цвет кожи — точно у обескровленного покойника. Не нравился нездоровый блеск глаз со зрачками настолько узкими, что, казалось, их и нет вовсе. Не нравилась нарочито заторможенная плавность тех немногих движений, какие он мог позволить себе, стоя под дулами пистолетов. Выглядело это так, будто иберриец опасался выдать свои истинные ловкость и проворство.

Всё-таки вампир на мою голову? Ещё один? Неужто у Ренегата есть подручные? С другой стороны, на улице ещё далеко не ночь.

Иберриец тем временем справился со своими эмоциями. Теперь он не гримасничал, нервно подёргивая уголками губ, а просто улыбался, напоказ выставляя из-под усов длинные, белые, выглядящие зловеще-острыми зубы.

Вурдалак? Раб, вкусивший крови господина и перенявший часть его силы?

Очень похоже.