Слова через край

Внезапно стрельба смолкает. Какая-то женщина спрашивает:

— Они улетели?

Ни у кого нет сил разговаривать. Чей-то голос объявляет, что до отбоя воздушной тревоги всем надо оставаться на своих местах.

Карло тем временем раскрывает дневник. Теперь он кажется спокойным. Однако рука у него слегка дрожит. Какую запись он сейчас читает, за какое число? Что именно из всех ее ужасных откровений?

Сильвия неотрывно смотрит на него. Никто в убежище даже и не подозревает, какая драма происходит у них на глазах. Настроение у всех начинает подниматься, и наконец прозвучавший сигнал отбоя всех успокаивает. В убежище воцаряется какая-то приподнятая, даже чуть праздничная атмосфера, во всяком случае, люди радуются избавлению от опасности. Все устремляются к выходу. Катерина посадила себе на плечи шалуна Акилле и тоже направилась к выходу.

Сильвия не в силах подняться с места. Она словно ждет приговора и наказания. В бомбоубежище остались только она и ее муж. С лестницы доносятся отзвуки голосов.

Карло мнет в руках дневник, словно хочет его разорвать. Встает, делает несколько шагов в сторону Сильвии и вдруг, не сдержавшись, швыряет ей в лицо дневник и кричит:

— Сука!

Потом направляется было к выходу, но внезапно поворачивается и осыпает Сильвию градом пощечин — одна, две, три, четыре… хватает за горло, бешено трясет и, словно мешок, швыряет о стену.

Сильвия сползает на пол и сидит, не произнося ни слова. Она знала, что это должно произойти, может быть, даже лучше, что так случилось. Вдруг у мужа сдают нервы, и он как-то по-детски всхлипывает.

В этом семейном крахе угадывается совпадение с крахом чего-то несоизмеримо более важного: приходит конец многому из того, что до сих пор считалось «незыблемым».

А дневник остается лежать раскрытым на той странице, где Сильвия писала о залитом солнцем острове и юношеских речах Карло о свободе.

Большие каникулы

Об этом событии, которое произошло в августе 1947 года, мне рассказали мои соотечественники.

Мое родное селение находится менее чем в километре от берега По. Живут здесь главным образом крестьяне, батраки, лесорубы, извозчики, безработные. На порогах домов можно постоянно увидеть молодых и старых женщин, они плетут косички из соломки, что идет на шляпы, — долгие метры косичек дают им несколько жалких чентезимо. Как и в других местечках Паданской низменности, в Лудзаре имеются особые портики, и под ними всегда оставляют велосипеды, много велосипедов. По правде говоря, велосипеды здесь можно увидеть повсюду, на улицах беспрерывно трезвонят велосипедные звонки.

Когда у жителей Лудзары выдается немного свободного времени, они отправляются на берег По, идут сюда с ружьями поохотиться на диких уток, с удочкой — ловить рыбу, или с собакой — поискать трюфелей вдоль берега. Реку здесь очень любят, даже когда она становится бурной и грозной; катанье в лодке на закате или на восходе солнца — всегда самое лучшее времяпрепровождение для моих односельчан, они растроганно созерцают закат или восход, когда вся вода окрашивается в красный цвет.

Однажды, это произошло в том далеком августе, несколько рабочих и ремесленников, игравших в шары, сказали: «А поехали в Венецию, Лудзара — Венеция по реке, а?» Идеей загорелись все, и тотчас же на стенах домов появились плакаты, в которых сообщалось о великом путешествии, о том, что будет катер и другие чудеса и что каждый сможет принять участие, заплатив 1500 лир.

Путешествие моих односельчан по реке началось, когда солнечные лучи еще не высветили ее вод. Уезжали почти ночью, дул холодный бриз, и родственники с берега приветствовали отъезжающих, а те махали флагами; все бедняки тщательно приоделись: праздничные костюмы, новые ботинки, новые шляпы, у одного был даже бинокль.