Слова через край

«Я с Эйнауди разговаривал, как теперь с вами, почти три четверти часа, — говорит старик. — За мной пришел гвардеец, такой высокий, что не мог пройти в эту дверь, и сказал: „Президент вас ожидает“.» Вдова сына, которого звали Антеноре, продолжает вертеть в руках штопор и молчит. Входит ее сын, берет кусок хлеба. Она ему говорит, что пора садиться за уроки. В этой недавно оштукатуренной комнате некогда за обеденным столом размещались семеро братьев Черви со своими женами, отец и мать. Перед тем как посетить какое-нибудь знаменитое место, мы воображаем себе, что увидим нечто особенное, характерное. Женщина, гладя мальчика по голове, говорит ему, что он должен учиться. Зачем ему сразу становиться крестьянином? «Разве я не права?» — спрашивает она меня. Старик носит на жилете длинную цепочку с медальоном в виде сердца — в нем карточки семерых его сыновей. Он мешает местный диалект с итальянским языком, грубоватым и несколько торжественным: «Я никогда не говорил, никогда не считал, что нужно убивать, даже если знал, кто доносчик».

Когда я пришел к ним вторично, старика не было дома — он уехал в Гаттатико на заседание общинного совета. Невестка готовила корм для кур — да так и сидела с желтыми от корма руками все время, что мы с ней беседовали. Рядом стоял ее сынок в очках. И в этот раз я не осмелился как следует осмотреть жилище, заметил только автомобильные покрышки и камеры, висевшие на большом гвозде, а на заднем дворе — грузовичок с сельскохозяйственным инвентарем, принадлежавший, наверно какому-нибудь коммивояжеру, продававшему инструмент крестьянам. По дороге на кладбище, где похоронены братья Черви, нам повстречалось много людей, среди них девушка на велосипеде со свернутым красным знаменем на плече Один из местных жителей рассказал нам, что арка, под которой погребены семеро братьев, очень узкая, под ней с трудом можно пронести на плечах гроб, но старый Черви тем, кто предлагает расширить проход, отвечает: «Не надо беспокоить моих сыновей, хватит их переносить с места на место». Врач запретил старику разговаривать во время его недавней простуды и не велел никому его навещать. На это Черви возразил, что если к нему не будут приходить люди, то он тотчас умрет, ведь тогда все сразу же оживет в его памяти.

Сотрудничество (апрель 1954)

Кино — это такая форма сотрудничества, при которой каждый старается стереть следы работы другого.

Сценарий

Кинодраматург начал сценарий так: «Паола была нежной юной девушкой». В соседней комнате продюсер отдавал распоряжения, подписывал чеки, звонил по телефону. Внизу во дворе грохотали подъемные краны и грузовики с осветительной аппаратурой, режиссер давал интервью журналистам. Машина была пущена в ход еще до того, как сценарист придумал сюжет фильма. Тогда он зачеркнул первую фразу и написал: «Паола была потаскухой».

Разрешение

Вилларота, около Тиграи, — квартал, где живет беднота. Женщины там изготовляют солому для шляп. Одна из них громко зовет другую: «Синьора Мария!» Та высовывается в окно. «Вы ничего не имеете против, — кричит снизу женщина, — если ваша дочь пойдет просить милостыню вместе с моей?» — «Нет, конечно нет», — отвечает синьора Мария.

1 апреля 1954 г.

Один подающий надежды молодой человек говорит мне: «Я хотел бы снять короткометражный фильм, рассчитанный главным образом на заграницу». Паоло — кладовщик в фирме Гондрани, но почти целый день ходит во фраке, потому что хорошо зарабатывает. Приходя домой после работы, он орет на жену за то, что она оставила его фуфайку сушиться на балконе палаццо — он живет в старинном доме, например в Палаццо Питти. «Иностранцы могут плохо подумать о нашей стране», — думает он и, чтобы поправить дело, выходит сам на балкон. Хвост его фрака развевается во флорентийских сумерках, в то время как из проходящего мимо автобуса высовывают свои светловолосые головы шведы. Потом со всей семьей он идет на площадь покушать мороженого. Какой-то нищий просит у него милостыню. Наш герой дает своему маленькому сыну десять лир, чтобы он совершил доброе дело — подал их бедняку. Но тот распахивает свою рваную куртку, показывая, что под ней он носит фрак, и вприпрыжку убегает, выкликая: «С первым апреля! С первым апреля!»

Я боюсь (1 мая 1954)