Читаем Слова и числа полностью

Раскрывая идеи Творца, человек постепенно добирается до «кирпичиков», из которых построен мир, идя обратным путем: от крупных блоков – к более мелким. На данный момент развития физики есть понимание, что элементарные частицы еще не начало всего, существует что-то первороднее. В этом плане хитрее всех поступили математики, создав свой конструктор, в котором точка – это абстракция, не имеющая размеров, мельче которой уже нет ничего. А значит процесс конструирования можно вести только в сторону увеличения: точка, отрезок, луч, прямая, плоскость, пространство и так далее. Именно в силу своей наибольшей абстрактности, то есть отрешенности от конкретного и материального, математика может служить измерительным инструментом для других конструкций, позволяя «проверить алгеброй гармонию».

Согласно проповеди Иоанна Богослова – «в начале было слово». Потом слово за слово и вот уже потоки информации захлестывают нас. Попробуем посмотреть на нашу родную речь через призму понятий: количество, соотношения, размещения, перестановки, симметрия, иначе говоря, не взглядом словесника, а с точки зрения учителя математики.

<p>В начале было слово</p>

Действительно, в начале было слово, слово произнесенное, слово прозвучавшее и услышанное. Ведь речь бывает устной и письменной. Устная речь, в которой человек передает информацию с помощью различных звуков, исторически предшествовала возникновению графической передачи информации, то есть письменности. Многие народы тысячелетиями имели свой язык, но не могли записать сказанное, потому что не имели своей письменности. В истории мировой цивилизации развитие письменности шло тоже от слова к букве. Первым этапом развития письма была идеография – метод, при котором единицей графического обозначения является слово. Древнейшими идеографическими письменностями являются древнеегипетская, шумерская и китайская. Для обозначения предметов окружающего мира создавались рисуночные знаки – пиктограммы, которые постепенно становились все более условными, отрываясь от своих предметных прототипов.

Создание индивидуального знака для каждого слова языка шло относительно легко при обозначении предметов с более или менее определенными внешними контурами: гора, человек, солнце, дерево и т. д. Трудности начались при обозначении различного рода абстрактных понятий, действий, качеств и с увеличением количества знаков, требующих запоминания. Подобными знаниями мог владеть только узкий круг посвященных. Египетские письмена с изображениями людей, животных, растений, небесных тел и многого другого с давних пор казались чем-то таинственным и получили наименование – иероглифы, что означает «священные знаки».

(сайт: freeimg.ru/kartinka/158011)

Древнеегипетская и шумерская письменности в какой-то период исторического развития были забыты на долгое время. Только археологические раскопки и упорный труд многих ученых-энтузиастов по дешифровке найденных надписей и текстов возвращают нам знания об этих древнейших видах письменности.

Специфика древнекитайского языка, где преобладали односложные слова, и административное деление Древнего Китая на отдельные царства, говорившие на собственных диалектах, способствовали тому, что китайская иероглифическая письменность оказалась удобным средством междиалектного общения. Знак, передающий на письме слово, мог быть по-разному произнесен на различных диалектах китайского языка, но смысл текста понимался правильно. В результате китайская письменность постоянно развивалась и является единственным в мире последовательным иероглифическим письмом, эффективно действующим и в настоящее время. Вот для примера китайский иероглиф «книга».

Универсальные свойства китайской иероглифической письменности позволили легко приспособить ее для письма на японском, корейском, вьетнамском языках. Для многих покажется неожиданным, но иероглифами на нашей планете в настоящее время пользуется более 1 млрд. населения. Китайские филологи утверждают, что в китайском современном языке примерно 60 тыс. знаков. Минимальное количество иероглифов, которыми должен владеть выпускник средней общеобразовательной школы 3-4 тысячи символов. Те, кто занимается умственным трудом, должны владеть, как минимум 5 тысячами знаков. Иностранцы, которые желают получить сертификат об идеальном владении китайским языком, должны знать около 3000 иероглифов. Установлено, что для понимания смысла 99% текста достаточно знать 2500 наиболее распространенных символов. Мы, не задумываясь, покупаем китайские товары, сложнобытовую технику, в том числе смартфоны и компьютеры. Они постарались для нас и все надписи адаптировали, уж если не к русскому потребителю, то к американскому точно, переведя их на английский язык. Вот теперь задумайтесь: как пишут китайцы между собой СМС сообщения на своих телефонах[?] Клавиатура у них не содержит 3 тысячи кнопок по числу иероглифов, она такая же (почти) как у нас, но сообщения у них состоят из иероглифов. Задумались? Вот вам тема для собственного исследования.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Человек 2050
Человек 2050

Эта книга расскажет о научных и социальных секретах – тайнах, которые на самом деле давно лежат на поверхности. Как в 1960-х годах заговор прервал социалистический эксперимент, находившийся на своём пике, и Россия начала разворот к архаичному и дикому капитализму? В чем ошибался Римский Клуб, и что можно противопоставить обществу "золотого миллиарда"? Каким должен быть человек будущего и каким он не сможет стать? Станет ли человек аватаром – мёртвой цифровой тенью своего былого величия или останется образом Бога, и что для этого нужно сделать? Наконец, насколько мы, люди, хорошо знаем окружающий мир, чтобы утверждать, что мы зашли в тупик?Эта книга должна воодушевить и заставить задуматься любого пытливого читателя.

Евгений Львович Именитов

Альтернативные науки и научные теории / Научно-популярная литература / Образование и наука
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука