Слова сияния

– Узор, – прошептала она. – Иди к кучеру. Прикажи ему моим голосом: «Я пробралась в карету, пока ты смотрел в другую сторону. Не оборачивайся. Я должна уйти тайком. Отвези меня обратно в город. Остановись возле военных лагерей и сосчитай до десяти. Я выйду. Не смотри. Я тебе заплатила в том числе и за секретность».

Узор загудел и удалился. Через некоторое время карета с грохотом покатилась прочь, влекомая паршунами. Вскоре раздался топот копыт. А лошадей она прежде не заметила.

Шаллан ждала, встревоженная. Вдруг кто-то из духокровников поймет, что этого валуна здесь не должно быть? Вдруг они вернутся и начнут искать ее, если не увидят, как она выходит из кареты возле военных лагерей?

А возможно, они даже не отправились за ней и все это – излишние опасения. Огорченная, девушка тем не менее не шевелилась. Снова пошел дождь. Что будет с ее иллюзией? Нарисованный ею камень действительно был мокрым. Только вот в данном случае струи дождя падали на твердую поверхность и не разбивались, а проходили насквозь. Странновато должно выглядеть.

«Надо придумать, как выглянуть наружу, не покидая этого убежища», – решила она. Дырочки для глаз? Можно ли соорудить их внутри ее иллюзии? Может, она…

Голоса.

– Надо узнать, сколько ему известно. – Голос Мрейза. – Отнесешь эти бумаги мастеру Тайдакару. Мы близки, но, оказывается, дружки Рестареса тоже где-то рядом.

Кто-то ответил хриплым голосом. Шаллан ничего не расслышала.

– Нет, о нем я не беспокоюсь. Старый дурень сеет хаос, но не пытается завладеть силой, которую ему подсовывает сама судьба. Он прячется в своем малозначимом городе, слушает его песни, думает, что играет важную роль в мировых событиях. Он ничего не понимает. Его роль – не роль охотника. А вот эта тварь из Тукара – совсем иной случай. Я даже не уверен, имеем ли мы дело с человеком. Если да, он точно не местного роду-племени…

Мрейз продолжал говорить, но они слишком отдалились, и Шаллан больше ничего не услышала. Чуть позже снова раздался топот копыт.

Девушка ждала, и вода пропитала ее плащ и брюки. Она дрожала, прижав сумку к груди, и стиснула зубы, чтобы они не стучали. Дни сейчас стали теплее, но, сидя под дождем, Шаллан этого не чувствовала. Она терпела, пока не заболела спина и мышцы не запротестовали в полный голос. Наконец валун превратился в светящийся дым и растаял.

Шаллан вздрогнула. Что случилось?

«Буресвет», – догадалась веденка, вытягивая ноги. Проверила кошель в кармане. Сама того не осознавая, она осушила все до единой сферы, пока поддерживала иллюзию валуна.

Миновали часы, и с приближением вечера небо потемнело. Поддержание простой иллюзии не требовало много света, и ей не нужно было осознанно сосредоточиваться на этом, чтобы добиться эффекта. Замечательно, что теперь она это знает.

В то же время Шаллан снова сглупила, даже не позаботившись о том, как много света использует. Вздохнув, поднялась и зашаталась. Ноги протестовали против внезапного движения. Веденка тяжело вздохнула, потом направилась к поляне и выглянула из-за камней. Шатер исчез, и с ним все признаки духокровников.

– Думаю, это значит, что я пойду пешком, – сказала Шаллан, снова поворачиваясь в сторону военных лагерей.

– Ты ждала другого? – с неподдельным любопытством спросил Узор, пристроившийся на ее плаще.

– Нет, – ответила Шаллан. – Я просто разговариваю сама с собой.

– Ммм. Нет, ты разговариваешь со мной.

Наступил поздний вечер, похолодало, а она все шла и шла. Впрочем, холод был не таким смертельным, как на юге. Этот казался досадным, только и всего. Если бы она не промокла, прогулка могла бы быть даже приятной, невзирая на темноту. Девушка коротала время, упражняясь в акцентах с Узором: говорила, потом просила его в точности повторить сказанную фразу – ее голосом и с ее интонациями. Слышать себя со стороны было очень полезно.

Алетийский акцент у нее получался, никаких сомнений. Это хорошо, ведь Вуаль притворялась алети. Но с ним и не могло возникнуть сложности, поскольку веденский и алетийский были так похожи, что, зная один, можно понимать другой.

Ее рогоедский акцент тоже устраивал, как в алетийском варианте, так и в веденском. Она училась не перебарщивать с ним, как предлагала Тин. Ее бавский акцент на веденском и на алетийском был приемлемым, и бо́льшую часть обратного пути она практиковалась говорить на обоих языках с гердазийским акцентом. Палона предоставила ей хороший пример этого акцента на алетийском, и Узор мог повторять то, что говорила любовница Себариаля, тем самым помогая тренироваться.

– Мне обязательно нужно, – сказала Шаллан, – научить тебя озвучивать мои иллюзии.

– Ты можешь сделать так, что они сами заговорят, – заметил Узор.

– Я правда могу?!

– Почему нет?

– Потому что… ну, я использую свет, чтобы творить иллюзии, и потому они представляют собой имитацию света. В этом есть смысл. А вот звуком для их создания я не пользуюсь.

– Это поток, – объяснил Узор. – Звук – его часть. Ммм… Они кузены. Очень похожи. Такое можно сделать.

– Как?

– Ммм. Как-то.

– Спасибо, ты чрезвычайно помог.

– Я рад… – Он осекся. – Обман?