Слова сияния

– Мы это и делаем! – воскликнул Лан. – Она ведь избрана Всемогущим, верно? Супруга короля Элокара, правительница на время его отсутствия, пока он ведет священную войну возмездия с убийцами короля на Расколотых равнинах. Ее жизнь очень трудна.

– Она закатывает пиры каждую ночь, – прошептала Пай. – Погрязла в кутежах и излишествах. Тратит деньги, в то время как Алеткар чахнет. Люди в провинции голодают, но посылают еду сюда, думая, что ее отдадут солдатам, которых нужно кормить. Продукты гниют, потому что королеву нельзя побеспокоить.

– На Расколотых равнинах еды предостаточно, – возразил Лан. – У них там самосветы из ушей сыплются. Да и здесь никто не голодает. Ты преувеличиваешь. Все идет замечательно.

– Замечательно, если ты королева или один из ее подхалимов. Она даже отменила Пиры Нищих. Это достойно порицания.

Лан внутренне застонал. С девчонкой… будут сложности. Как ее убедить? Ревнитель не хотел, чтобы она натворила что-нибудь и пострадала. Или подставила его. Да, о себе он больше переживал.

Ревнители вошли в величественный восточный холл дворца. Здешние резные колонны относились к числу шедевров всех времен, и их историю можно было проследить вплоть до преддверия темных дней. Золочение на полу поражало искусностью – яркие золотые полосы поместили под ленты из духозаклятого хрусталя. Они бежали между мозаиками на полу, точно реки. Потолок украшал сам Оолелен, великий художник-ревнитель, и изображалась там буря, надвигающаяся с востока.

Пай выразила ко всему этому почтения не больше, чем к крему в сточной канаве. Она, похоже, замечала только жрецов, которые неспешно прогуливались вокруг, созерцая красоту. И перекусывая на ходу. И сочиняя новые поэмы в честь ее величества – хотя, по правде говоря, Лан избегал всего этого. Слишком уж оно походило на работу.

Возможно, поведение Пай объяснялось завистью: некоторых ревнителей выбрала сама королева. Лан попытался обратить внимание молодой жрицы на роскошь, на которую она теперь может рассчитывать: теплая ванна, прогулки верхом на лошадях из королевских конюшен, музыка и искусство…

Лицо Пай делалось все мрачнее с каждым новым доводом. Вот досада! Не сработало. Новый план!

– Идем, – предложил Лан, уводя ее к лестнице. – Я хочу тебе кое-что показать.

Лестница, изгибаясь, вела в глубины дворца. Он любил это место целиком и полностью. Белые каменные стены, золотые сферные лампы и… древность. Холинар ни разу не разоряли. Он был одним из немногих восточных городов, которые не постигла злая участь в хаосе, наступившем после падения Иерократии. Дворец однажды загорелся, но пожар потух, уничтожив восточное крыло. «Чудо Ренера» – так это называли. Началась Великая буря и погасила пламя. Лан мог поклясться, что спустя триста лет дворец все еще пахнет дымом. И…

Ах да. Девчонка. Они спускались все ниже и в конце концов вошли в дворцовые кухни. Обед уже закончился, но это не помешало Лану на ходу прихватить с одного из рабочих столов поднос с хлебом, поджаренным по-гердазийски. В распоряжении фаворитов королевы, которые могли проголодаться в любой момент, имелось настоящее изобилие еды. Быть хорошим подхалимом иной раз означало нагуливать аппетит.

– Пытаешься соблазнить меня экзотическими лакомствами? – спросила Пай. – На протяжении последних пяти лет я питалась исключительно вареным талью, по миске на каждую трапезу, и лишь в исключительных случаях съедала кусочек фрукта. Такому искушению я не поддамся.

Лан застыл как вкопанный:

– Ты ведь не серьезно?

Она кивнула.

– Да что с тобой такое?!

Жрица зарделась:

– Я из ордена отрицания. Я желаю отвергнуть физические потребности моего…

– Все хуже, чем я думал, – пробормотал Лан и, взяв ее за руку, быстро потащил через кухни. У дальней стены они нашли дверь, ведущую во двор для слуг. Туда доставляли припасы и оттуда забирали отходы. Там, под навесом от дождя, лежали груды несъеденной еды.

Пай ахнула:

– Какое расточительство! Ты привел меня сюда, чтобы отговорить устраивать бурю?! Ты добьешься противоположного!

– Была одна ревнительница, которая все это раздавала бедным, – объяснил Лан. – Она умерла пару лет назад. С той поры кое-кто пытался этим заниматься. Таких нашлось немного, но были. Еду в конечном счете забирают и обычно сбрасывают на какой-нибудь площади, чтобы бедняки в ней ковырялись. К тому моменту она уже почти вся гнилая.

Буря свидетельница, он почти чувствовал исходящий от нее жар гнева.

– Итак, – продолжил Лан, – если бы среди нас нашлась та, чье единственное желание – творить добро, подумай о том, чего она могла бы добиться. Да она накормила бы сотни человек только этими отходами.

Пай созерцала груды гниющих фруктов и мешки с зерном, которые погубил дождь.

– А теперь, – проворковал Лан, – давай подумаем о противоположном варианте. Если какая-нибудь жрица попытается отнять то, что мы имеем… что с ней может случиться?

– Угроза? – негромко спросила она. – Я побоев не боюсь.