Слова сияния

— Храни его аккуратно, — проговорила Шаллан. — И не сворачивай до темноты. Я залакирую рисунок, чтобы он не смазался.

Газ кивнул и ушел прочь, снова напугав растения своим приближением. Он был уже шестым человеком, попросившим ее о подобном одолжении. Шаллан поощряла просьбы. Что угодно, чтобы напомнить, кем они могли и должны быть.

«А ты, Шаллан? — подумала она. — Похоже, все хотят превратить тебя в кого-то другого. Джасна, Тин, твой отец... А чего желаешь ты сама?»

Она перелистнула несколько страниц альбома, отыскивая наброски, на которых изобразила себя в нескольких различных ситуациях. Ученый, придворная дама, художник. Кем из них она хотела быть? Могла ли она быть ими всеми?

Узор зажужжал. Шаллан оглянулась по сторонам и заметила Ватаха, притаившегося за соседними деревьями. Высокий наемник ничего не сказал насчет рисунков, но она обратила внимание на его презрительную улыбку.

— Прекрати пугать мои растения, Ватах.

— Макоб сказал, что мы остановимся здесь на ночь, — ответил тот и двинулся прочь.

— Проблема... — прогудел Узор. — Да, проблема.

— Я знаю, — проговорила Шаллан, подождав, пока высунется листва, и начала рисовать снова.

К сожалению, хотя она и смогла раздобыть у торговцев уголь и лак, у нее не было никаких цветных мелков. Тогда бы она попробовала изобразить что-то более амбициозное. Но все же получится хорошая серия этюдов, заметно отличающихся от остальных ее работ в альбоме. Шаллан осознанно не думала о том альбоме, который оказался утерян.

Она рисовала и рисовала, наслаждаясь простым ощущением спокойствия в небольшой молодой роще. К ней присоединились спрены жизни, маленькие зеленые соринки, снующие между листьев и лепестков. Узор переместился на воду и, к ее удивлению, начал тихо пересчитывать листья на ближайшем дереве. Шаллан закончила добрую полудюжину набросков пруда и деревьев, надеясь, что сможет определить их вид позже при помощи книг. Она позаботилась о том, чтобы запечатлеть несколько крупных детальных планов листьев, и перешла к рисованию всего, что приходило в голову. Было так здорово не трястись в повозке во время рисования. Окружающая обстановка казалась просто идеальной — достаточное количество света, безмолвие и безмятежность, окруженные жизнью...

Шаллан замерла, заметив, что нарисовала: каменистый берег океана с характерными скалами, возвышающимися позади. Перспектива была отдаленной. На берегу несколько затененных фигурок помогали друг другу выбраться из воды. Она могла бы поклясться, что одной из них оказался Йалб. Обнадеживающая фантазия. Она так хотела, чтобы они выжили. Скорее всего, она навсегда останется в неведении.

Шаллан перевернула страницу и нарисовала первое, что пришло на ум. Набросок женщины, склонившейся на коленях у тела, поднимающей молоток и долото, чтобы как будто ударить ими человека в лицо. Человек около нее казался твердым, деревянным... возможно, даже каменным?

Опустив карандаш, Шаллан покачала головой и стала изучать набросок. Почему она его нарисовала? В первом рисунке был смысл — она волновалась за Йалба и остальных моряков. Но о чем пыталось сказать ей подсознание, когда она изобразила эту странную сцену?

Она подняла взгляд, осознав, что тени удлинились, а солнце готовится вот-вот скрыться за горизонтом. Шаллан улыбнулась ему и подскочила от страха, увидев, что кто-то стоит не далее, чем в десяти шагах.

— Тин! — воскликнула девушка, прижав безопасную руку к груди. — Отец Штормов! Ты меня напугала.

Женщина пробралась через отпрянувшую листву.

— Эти рисунки милые, но, думаю, тебе стоит больше времени уделять подделке подписей. У тебя талант от природы, и подобной работой ты можешь заниматься, не опасаясь попасть в беду.

— Я практикуюсь в этом, — ответила Шаллан. — Но мне нужно практиковаться и в искусстве.

— Рисунки действительно тебя захватили, верно?

— Меня они не захватывали, — сказала Шаллан. — Это я позволяю им захватывать других людей.

Тин ухмыльнулась, подойдя к камню Шаллан.

— Никогда не лезешь за словом в карман. Молодец. Нужно будет познакомить тебя с моими друзьями, как только доберемся до Разрушенных равнин. Они быстренько тебя испортят.

— Звучит не очень приятно.

— Чепуха, — сказала Тин, запрыгивая на сухую часть соседнего камня. — Ты по-прежнему останешься самой собой. Твои шутки вряд ли можно сделать более грязными.

— Отлично, — ответила Шаллан, залившись краской смущения.

Она полагала, что румянец заставит Тин рассмеяться, но женщина посерьезнела.

— Мы должны найти способ дать тебе распробовать реализм, Шаллан.

— О? Он теперь производится как напиток?

— Нет, — произнесла Тин, — обычно это удар кулака в лицо. А затем маленькие девочки плачут, если, конечно, им повезло и они выжили.

— Думаю, ты поймешь, — ответила Шаллан, — что моя жизнь никогда не была бесконечной чередой цветов и пирожных.